Мне представляется правильным опубликовать то, что я написал в свое время верховному раввину Армии обороны Израиля по поводу святости синагог Гуш-Катифа – синагог, ставших символом борьбы за святость Земли Израиля. Горе нам, что мы видели их в разрушении, и да удостоит нас Господь увидеть их вскоре отстроенными! И да смилостивится Господь над народом Его, над уделом Его и над домами святости Его! В письме верховному раввину Армии обороны Израиля, копии которого были разосланы всем членам Совета Верховного раввината Израиля, я написал следующее: «Великая скорбь охватила меня, когда я прочитал материалы, связанные с изгнанием из Гуш-Катифа, и в особенности, Ваше ѓалахическое постановление по поводу синагог Гуш-Катифа, которое было изложено в письме, приложенном к этим материалам. По моему скромному мнению, Вашему постановлению можно возразить. В пункте № 1 Вы пишете: «Синагоги будут оставлены только после того, как из поселений будут удалены все жители, поскольку с того момента, как в поселениях не станет молящихся, синагоги утратят свою святость». ...

Сегодня я пытаюсь ретроспективно осмыслить и понять, как и откуда у меня возникло когда-то желание учить Тору, иврит, а потом и желание уехать в Израиль. Разумеется, для всего этого было немало веских, рациональных причин. Мне представляется, однако, что суть дела не исчерпывается этими рациональными причинами. Интуитивно в эти годы мы поняли некую Б-жественную истину, которая носилась в воздухе Москвы 70-х и 80-х годов. Желание учить Тору и иврит, осознать себя частью еврейского народа и бороться за выезд в Израиль в диалогах с самим собой я называю иногда "малым пророчеством". Размышляя о годах отказа и о последующих восемнадцати годах в Израиле, я говорю себе, что я не имею права не доверять своей собственной интуиции. Та же самая интуиция, которая когда-то толкала меня к изучению Торы и Талмуда, сегодня подсказывает, что война за независимость Израиля еще не окончена. Евреи и Израиль находятся в опасности из-за деструктивных тенденций в израильском обществе и потери еврейского самосознания. Разрушение поселений были и продолжают являться симптомами болезни Израиля и еврейского народа в целом. По настоянию моей матери, в конце этой статьи я помещаю короткий отрывок, который я первоначально планировал опубликовать в виде газетной статьи "Безумный мир". ...

События Амоны - вот то главное, что врезалось в память после просмотра телевизионного блока новостей из Израиля. Последнее время, увы, новости из Израиля становятся все тревожнее и тревожнее. 1 февраля исполняющий обязанности премьер-министра страны Эхуд Ольмерт отдал приказ 6 тысячам военных и полицейских войти на окраину поселения и начать процедуру сноса якобы незаконно построенных зданий. Внутри осажденных домов находилась пятитысячная армия вооруженных камнями, краской, бутылками поселенцев и их сторонников. С другой стороны - армия ЦАХАЛа, выполняющая приказ. Утром весь Израиль замер в ожидании решения Верховного суда, Высшего суда справедливости страны. И Высший суд постановил - поселение разрушить. Российский журналист Сергей Пашков стоял перед камерой в металлической армейской каске, а на заднем фланге разворачивалось настоящее средневековое побоище. ...

- 1700 семей (около 10 000 человек) насильно выселены из своих домов 21 неделю назад. - Разрушено 25 процветающих общин. ...

  Лауреат Нобелевской премии по экономике профессор Роберт Ауманн (Израиль) сказал сегодня в своем выступлении перед Комиссией Кнессета по иностранным делам и обороне, что расчет на быстрое достижение мирного урегулирования таит в себе опасность. Он сказал, что для того, чтобы достичь настоящего мира, нам необходимо терпение и соответствующая подготовка на экономическом и социальном уровнях. Ауманн сказал, что по иронии судьбы, подход к этой проблеме, который ставит во главу угла быстрое достижение мирного соглашения, на самом деле, отдаляет наступление мира, и что Израиль должен запастись терпением и, в частности, должен убедить своих арабских соседей, что у него есть это терпение. В этом случае, утверждает он, мир может быть достигнут быстрее. ...

...

Редко кто задумывается о серьезных психологических последствиях процесса размежевания. Тем не менее, в самом ближайшем будущем зародившиеся недавно проблемы усугубятся и решать их будет гораздо труднее. В нашей стране время течет по-своему. События накатываются как волны одно на другое, и мы не успеваем сделать передышку, оглянуться назад, как уже накатывает новая волна и уносит в безбрежное море новых событий государственной важности. Прошло чуть около месяца с окончания процесса размежевания, а телевизионные экраны и газетные страницы пестрят новостями. Страна живет предстоящими в марте выборами, изменениями на политической карте страны, природными катаклизмами в мире. Проблемы поселенцев, выселенных из своих домов, понемногу уходят в прошлое, и только немногие аналитики, по роду своей профессии вынужденные заниматься этим неприятным вопросом, пытаются предугадать результаты размежевания с экономической и политической точек зрения. Редко кто задумывается о серьезных психологических последствиях процесса размежевания. Тем не менее, в самом ближайшем будущем зародившиеся недавно проблемы усугубятся и решать их будет гораздо труднее. О каких же проблемах идет речь? Говоря о последствиях выселения евреев из Гуш Катифа, мы можем разделить пострадавших на три группы: выселяющие, выселяемые и свидетели выселения. Эти группы во многом различаются, но, к сожалению, их объединяет общая <История болезни>. Нет сомнения, что процесс размежевания является тяжелой травмой для всего израильского общества. Известно, что когда человек переживает событие, связанное с сильным стрессом, вызывающим чувство беспомощности, страха или стыда, у него может развиться посттравматический синдром (PTSD - posttraumatic stress disorder). Таким событием может являться: угроза жизни или физической целостности, разрушение частной собственности, присутствие при надругательстве над другим человеком, а так же ситуация, в которой человек сам является жертвой физического и психологического насилия. Этот синдром выражается в следующих симптомах: 1. Человек переживает снова и снова травматический инцидент, приведший к болезни. Он может видеть ночные кошмары, возвращающие его к пережитому событию. Его мучают навязчивые мысли и иллюзии связанные с инцидентом. 2. Человек постоянно избегает ситуаций, напоминающих о пережитом стрессе, а так же старается стереть из своей памяти (определенные) события, связанные с травматическим инцидентом. 3. Может появиться повышенная возбудимость и нервозность, сопровождаемая бессонницей. 4. Возможны нарушения памяти и концентрации. 5. Может возникнуть тяжёлая форма депрессии. Человек старается избегать общения и в особенности межличностных отношений. Эти симптомы чаще всего проявляются в течение от одного до шести месяцев после инцидента, однако известны случаи из медицинской практики, в которых они проявлялись через несколько лет после травматического события. Очень трудно сравнивать различные группы населения по степени перенесенной травмы. Кому пришлось труднее с психологической точки зрения - выселяемым или выселяющим? На наш взгляд, более правильным подходом является анализ каждой группы в отдельности, не сравнивая их. Травматические инциденты, спровоцированные людьми, чаще вызывают посттравматический синдром, чем природные явления. Дело в том, что травмы такого рода разрушают наши представления о людской порядочности и всеобщей справедливости (Янов-Бульман, 1992). Нет сомнения, что жители Гуш Катифа и Самарии, изгнанные из родных домов, пережили сразу несколько аспектов именно такой стрессовой ситуации. Прежде всего, эти люди лишились своих домов, а так же части имущества, по решению своего правительства. Тот факт, что правительство обязалось частично возместить эти убытки, не возмещает горечь утраты родной земли, до боли знакомых стен и привычных вещей. Кроме того, поселенцы, оставшиеся в своих домах до самого размежевания, испытали физическое насилие и психологическое давление. Известно немало случаев применения физической силы со стороны армии и полиции к поселенцам, не желавшим покидать свои дома (включая женщин и детей). Трудно сказать, что оказывает более разрушительное действие на психику - физические или психологические методы воздействия. Эмоциональная атмосфера в последние недели, предшествующие размежеванию, и во время самого процесса, была накалена до предела. Поселенцы были полностью погружены в нервозный процесс переезда, у них не хватало времени следить за собственными детьми, с каждым днем становилось все больше арестованных. Полная неизвестность относительно будущего только усугубляло их состояние. Среди наиболее интенсивных способов воздействия на поселенцев была угроза лишения родительских прав, в случае ареста матери. Действия такого рода, даже со стороны враждебного правительства, вызывают сильнейший стресс. Но когда это происходит в родной стране, тяжелые воспоминания усугубляются разочарованием в своих прежних лидерах и отсутствием веры в будущее. К сожалению, проблема усугубляется еще и тем, что поселенцы продолжают находиться в подвешенном состоянии, располагающим к серьезному стрессу. Никто не знает, когда будут получены компенсации. Несомненно, возникнут трудности с устройством на работу. Постоянного места жительства у них нет. Пока что большие многодетные семьи живут в тесных временных помещениях. Все это может показаться не таким уж страшным по сравнению с голодом и высокой смертностью, которые испытывают классические беженцы из разных стран. Однако именно неоднозначность ситуации приводит к проблеме. Многие израильтяне не видят смысла сочувствовать поселенцам, не понимая всю глубину их психологического стресса. К сожалению, в Израиле уже был прецедент выселения правительством людей из поселения, в которое оно их направило. Речь идет о выселении из поселения Ямит в 1982 году. Тогда правительство тоже взяло на себя обязательство выплатить компенсации изгнанникам и обеспечить им существование. Несмотря на это, результаты неутешительны: <среди изгнанников из Ямита был очень высок процент самоубийств, разводов и экономического краха> (Ави Фархан, председатель бывшего городского совета Ямита). Изгнанники из Офиры, другого маленького городка на синайском полуострове, долгое время после изгнания страдали от сильных страхов и бессонницы (Мосес и др. 1985 г.). Отсутствие прямой физической угрозы не спасает от психологического стресса и проблем в последствии. Значительное преимущество поселенческих общин Гуш Катифа и Самарии состоит в их высокой сплоченности. Большинство жителей хотят и дальше продолжать жить в одной общине. Исследования показывают, что сплоченность пострадавших после бедствия, уменьшает риск развития посттравматического синдрома. С другой стороны, слишком сплоченная община давит психологически на каждого отдельного члена. Семья, пожелавшая отделиться от общины или принимать какие-либо самостоятельные решения, может испытать очень сильный стресс из-за ощущения <отлучения от общины>. Особое внимание требуется уделить тяжелой психологической ситуации детей изгнанных поселенцев. Они находятся в непривычной обстановке, часто не имеют возможности нормально учиться. Наиболее тяжела для детей потеря авторитета родителей, не справляющихся с ситуацией. Следует помнить, что детский посттравматический синдром выражается в других формах. Дети не демонстрируют открыто свой стресс, страх и разочарование. Они проявляют эти симптомы косвенным образом: в играх, рисунках, проблемном поведении, пониженных успехах в школе. Эти симптомы приводят, в свою очередь, к проблемам в дальнейшей социализации. Поэтому, заметив подобные симптомы у детей, необходимо немедленно обратиться за профессиональной помощью. К сожалению, в нашей стране существуют и другие группы населения, обладающие риском развития посттравматического синдрома. Одна из них - это <люди с другой стороны забора> - полицейские и солдаты, выполнявшие приказ размежевания. Может возникнуть вопрос: почему у солдат, участвовавших в практически бескровной войне, могут возникнуть психологические расстройства? Однако, если мы обратимся к истории исследования посттравматического синдрома, нам станет ясно, что все гораздо сложнее. Активные исследования в области PTSD начались в 60-х годах, вследствие войны между США и Вьетнамом. Около 70% американских солдат испытывали серьезные психологические расстройства через несколько лет после окончания войны. Кроме того, бывшие солдаты страдали от чрезмерного употребления наркотиков и алкоголя. Процент разводов и арестов среди этих людей был гораздо выше, чем в обычном обществе (Мэнсон и др., 1992). Эти факторы не имели ничего общего с результатами подобных исследований времен 2-й мировой войны, на которой гибло гораздо больше людей. В ходе изучения данной проблемы стало ясно, что главными факторами, связанными с риском развития посттравматического синдрома у солдат, являются участие в издевательских действиях над противником, отсутствие ясной цели при выполнении своих действий, тем более неприятие этих целей, а так же отсутствие гордости в принадлежности к боевому полку. Во время войны во Вьетнаме у солдат не было патриотизма и ощущения необходимости войны, им нередко было стыдно за выполняемые ими бессмысленные жестокие приказы, что и приводило к PTSD. В аналогичную ситуацию попали полицейские, и в особенности солдаты, проводящие в жизнь приказ о размежевании. Многие не принимали решение правительства, но и тем, кто был согласен с политикой Шарона, было больно вытаскивать из домов беспомощных женщин и детей. Многие из таких солдат были курсантами отборных войск. Они стремились защищать свою еврейскую родину от врага, и меньше всего хотели бороться с еврейскими братьями. Постоянное чувство стыда, которое появлялось у них, и о котором постоянно напоминали им выселяемые поселенцы, будет сопровождать их многие годы и возможно приведет к тяжелым психологическим последствиям. Нужно учесть, что многие солдаты возвратились с размежевания в осуждающую их среду, не говоря уже о солдатах и полицейских из поселенческих семей. Неприятие и осуждение окружающей среды может сильно усугубить их и без того шаткое психологическое состояние. Состояние солдат, вернувшихся с Войны Судного Дня в общины, которое их не поддерживали, не улучшилось, а усугубилось со временем (Мербаум, 1977). Следует сказать несколько слов и о 3й группе. Большинство израильтян сидело в дни размежевания у экранов телевизора, наблюдая за рыдающими поселенцами и опускающими глаза, залитыми красками солдатами, не имея возможности помочь или как-то еще повлиять на происходящие события. Они были свидетелями. Так ли это легко? Исследования показывают, что свидетели насилия и издевательств, применяемых к другим гражданам, могут развить симптомы PTSD. Подобная ситуация вызывает душевную боль и беспомощность, которые в свою очередь приводят к посттравматическому синдрому. Эта опасность грозит не всем. Многое зависит от личностных качеств, поддержки семьи и других факторов. Но факт остается фактом: на сегодняшний день в Израиле практически не существует человека, в той или иной степени не подверженного риску развития посттравматического синдрома. Исследования показали, что эта проблема напрямую связана с развитием депрессий, ростом самоубийств, и употреблением наркотиков и алкоголя. Мы уже отмечали, что посттравматический синдром нередко проявляется только через несколько месяцев после перенесенной травмы. Не случайно израильское общество срочно заинтересовалось подорожанием топлива. Оно защищается от прошлого самым известным способом - пытается забыть. Но чем меньше мы будем говорить о проблеме, тем больше она усугубится. Посттравматический синдром - серьезная болезнь, грозящая, в случае отсутствия лечения, перерасти в хроническую проблему, а так же повышающая риск других психиатрических расстройств. Поэтому если Вы заметили у себя, у своих родственников или друзей признаки, описанные в начале статьи, немедленно обращайтесь к психологу или социальному работнику! Возможны тяжелые осложнения. К этим осложнением относятся: тяжёлая форма депрессии, хроническая бессонница, устойчивые фобии, сердечные заболевания и сахарный диабет. Чем раньше Вы обратитесь к психологу социальному работнику, тем выше шанс на успешное лечение. Помните, что Вам нечего стыдиться. К сожалению, государство не предпринимает серьезных усилий разрешить психологические последствия размежевания. Изгнанные поселенцы, разбросанные по временным жилищам и предоставленные сами себе, не имеют на сегодняшний день никакой возможности посещать частных психологов. Государство практически не создает новых рабочих мест для социальных работников и психологов, которые могли бы помочь поселенческим семьям, в особенности детям, справиться с тяжелым стрессом. А время идет. И некоторые травмы останутся у этих детей на всю жизнь. Они останутся и у молодых солдат, и у подростков, потерявших мотивацию служить в армии, и у многих других граждан нашей страны. Это бомба замедленного действия. И если мы не хотим, что бы она взорвалась в один прекрасный день, нужно принимать меры сейчас. Мы обращаемся за помощью к специалистам, готовым пожертвовать свои знания и время, а так же к людям, неравнодушным к здоровью нашей нации, и готовым помочь материально. Не проходите мимо чужой человеческой боли. Процесс размежевания обошелся нам, слава Б-гу, почти без крови. Но зародившееся во время него зерно взаимной ненависти, разочарования в справедливости и неверия в будущее может перерасти в более трагический процесс. Эяль Эзуз, студент факультета психологии Маша Писецкая, социальный работник Статья опубликована на сайте ...

Был обычный августовский день. Наша группа уже третий день находилась в израильском городе Тверия. До этого мы месяц пребывали в Стране, участвуя в стажировке в Еврейском университете в Иерусалиме. Иерусалим по климату выгодно отличается от других израильских городов. Тверия - совсем другое дело. Сорок градусов днем, тридцать ночью. К этому сложно привыкнуть людям, живущим в восточноевропейском климате. Но спасают кондиционеры. Их мне долго потом не хватало в Киеве. Там тоже жарко летом, но освежать помещения еще не додумались. До отъезда в аэропорт еще было довольно много времени. Я вышел из гостиницы, направившись в сторону центра города. Центр - конечно же, громко сказано. Просто красивая набережная с множеством магазинов и кафе, ресторанов и торговых палаток. Набережная без пляжа. Это огорчило многих из нашей группы. Но выход был найден. Прыгали в воду прямо с камней. Жертв не было. Никто не разбился. Накануне вечером мы гуляли по этой самой набережной. Жизнь била ключом. Как всегда в Израиле (и в отличие от Украины), все было освещено. На набережной слышалась русская речь. Я снова подумал, что Иерусалим - это, наверное, единственный израильский город, где мало русского языка. И я не знаю, стоит ли из-за этого огорчаться. Экскурсовод, прикрепленная к нашей группе, говорила, что мы приехали в сложный момент. Страна находится на грани гражданской войны. До нее не так много времени, как кажется. И, действительно, в Израиле политические события развиваются гораздо быстрее, чем в других странах мира - может быть, тоже из-за климата? Но признаков такой напряженности мы не видели, по крайней мере, в Тверии. Проводить аналогии с другими странами - занятие неблагодарное, но невольно вспомнилась прошлогодняя Украина. Тогда напряжения на улицах, в общении между людьми, в транспорте, вузах и магазинах было куда больше. До этого о гражданской войне нам говорил русскоязычный охранник из больницы в Цфате. Мы попали к этой больнице совершенно случайно. Просто хотели посмотреть на настоящий израильский лес, хорошо видный из окон нашей гостиницы. В лес мы так и не попали. Возле больницы был забор, а обходить не хотелось. Все так же мешала жара. От нее было просто невозможно скрыться. А привыкнуть мы не успели, месяц - слишком мало для этого. Мы на иврите спросили у охранника, как пройти. Он ответил. Мы не поняли и начали говорить между собой по-русски. Тогда и он перешел на русский язык. Оказалось, что он из Кривого Рога и попал в Страну после длительного знакомства с программами Еврейского Агентства. Знакомство это происходило, как оказалось, в том числе и в известном многим пансионате <Дюбек> в Киеве, на семинаре <Еврейское самосознание> . Охранник жил в Стране уже пять лет, три из которых прослужил в армии. Он бы вряд ли пошел в украинскую армию, подумал я. А здесь пришлось. Казалось, что он знает ситуацию. Но тихий, умиротворенный Цфат совсем не был похож на город, разделенный надвое политическим конфликтом. Мы уехали из Цфата в Тверию. Поездка подходила к концу. Ничто не нарушало наш покой. Как плохо, что в Украине или в России не знают здешнюю ситуацию, подумал я. В газетах, по телевидению и радио все время говорят о терроре, взрывах, политических конфликтах. Но на самом деле всего этого нет. Или просто для нас, туристов, видевших Страну с парадного входа, это так и осталось незамеченным? ...Итак, я спустился, преодолевая жару, к набережной. Зашел в универмаг. Ничего интересного. Городская торговля в Израиле сейчас мало чем отличается от аналогичной украинской. Чтобы почувствовать разницу, надо прийти на базар, а универмаги теперь во всем мире одинаковы. Товары, цены, бренды и потребительские ожидания не знают границ. Было спокойно, нереально спокойно. Возле магазина продавались газеты. Ивритские, и по одной англоязычной и <русской>. Заголовки пестрели тревогой и ожиданием неизбежного столкновения с чем-то тяжелым и опасным. Но, в этот момент на них не особенно хотелось смотреть. Жизнь вокруг мало в чем соответствовала картинам из прессы. Идти в гору не хотелось. На маршрутке вернулся домой. Войдя в номер, окинул взглядом собранные вещи. Было время спускаться. Автобус стоял перед входом, сияя своей синевой. В холле были сложены сумки, рюкзаки, коробки с книгами. Немного в стороне работал большой телевизор. Возле него стояло много людей. Так много обычно не бывает. Только что-то чрезвычайное могло их всех туда привести. Хозяин гостиницы был чем-то обеспокоен. Хотя я видел его всего лишь третий день, это казалось непохожим на него. Накануне он подходил к нашей группе и интересовался, понравилось ли нам у него в отеле. И мы отвечали, что все замечательно, хотя не всегда это было так. Впрочем, политики тогда массово предрекали Стране приток иностранных инвестиций. А это значило, что ему удастся починить сантехнику. Но это неважно. Главное происходило в холле. Камеры второго канала показывали происходящее в Неве-Дкалим. Солдаты и полицейские выводили и выносили евреев, забаррикадировавшихся в синагоге. <А что будет потом с синагогой? Разрушат бульдозерами?> - спросил один из моих друзей. Ответа не последовало. Вернее, отвечать не хотелось. И я, и он знали ответ, и вопрос был задан не для того, чтобы получить информацию, а для чего-то другого. Мы понимали все без слов, слова были не нужны. Но автобус не мог ждать. Мы ушли. Светило солнце, и казалось, что люди в окнах улыбаются вместе с ним. Мы ехали по залитым светом дорогам, минуя арабские деревни, заправки, перекрестки. Ничего не говорило о депортации. И казалось, что и поселенцы, и солдаты жили в какой-то другой стране. Стране, очень далекой от Тверии или Цфата, Лода или Тель-Авива. И, наверное, в чем-то это так и было. Казалось, что только что увиденное на экране - новый фантастический фильм с Брюсом Уиллисом. Горящие покрышки, полицейские против детей, столбы дыма над подожженными домами Гуш-Катифа. В стране, где люди так любят друг друга, это не могло произойти. Между тем, наш автобус подъехал к аэропорту. Проверка безопасности была традиционно внимательной и бескомпромиссной. Войдя в самолет, я увидел довольно много израильтян. Они читали газеты, игрались с мобильниками, смотрели в окна. Стюардесса подходила к каждому из нас и объясняла правила поведения в экстремальных ситуациях. Самолет готовился ко взлету. Примечание редактора: В те часы, когда автор заметки ехал в аэропорт и садился в самолет, спецназ брал штурмом крышу синагоги в Кфар-Даром. Толпу подростков возле блокпоста Кисуфим расстреливали из водометов. Бывшая одесситка Елена Босинова облила себя бензином и подожгла. В сторону Са-Нура и Хомеша начинали стягиваться силы армии, чтобы остановить добровольцев, которые хлынут туда после разрушения Гуш-Катифа. А на Севере было по-прежнему тихо и жарко. В арабских деревнях вдоль трассы Тверия - Тель-Авив готовились к празднованию Дня Капитуляции Израиля... ...

    Когда евреи вспоминают умершего человека, к его имени добавляют: «зихроно цадик ливраха» - «память праведника да будет благословением». Кроме одного исключения. Вспоминая евреев, павших от рук врагов, на войне, в результате терактов или преследований, мы добавляем к их именам другую формулировку – «А-Шем иком дамо», что означает: «Да отомстит Всевышний за его кровь». Выходит, что титул «тот, за кого должен отомстить Всевышний» - не ниже, а быть может, и выше, чем звание праведника.   Неужели мы такой мстительный народ? Неужели мы думаем, что наказав злодеев, можно вернуть жизнь их жертв? Конечно, нет. Дело не в нашей мстительности и не в желании пролить чью-то кровь. Мы призываем Создателя мира совершить суд справедливости и наказать злодеев; призываем Его показать всему миру, что злодеяние не остается безнаказанным – есть суд и есть судья. Увидеть, как злодеи подвергаются наказанию, - необычайно высокая духовная ступень, и не каждому позволено на нее подняться. Когда Лот и его семья уходили из Содома, им было запрещено оборачиваться назад. Это вовсе не параллель древнегреческого мифа об Орфее и Эвридике; в этом случае в запрете смотреть назад не было ничего мифологического или метафизического, за ним стояла вполне конкретная и понятная причина. Лот и члены его семьи не были настоящими праведниками – поэтому они не заслужили того, чтобы смотреть, как гибнет, покрываясь смолой и лавой, мир зла - Содома и Аморры. Жена Лота обернулась – и превратилась в соляной столб. ...

   .. Но наконец приказ о доме вышел, И вот рабочий, тот, что дом ломал, Ударил смаху гирею по крыше, ...