Первый человек вмещал в себя души всех людей. И когда он съел плод дерева познания добра и зла, пострадали все будущие – еще не родившиеся – поколения человечества: сознание и чувственный мир Адама были поражены дурным желанием, которое, прорвавшись наружу, возобладало над добротой и любовью. Оно замутило разум и не позволило воспринимать свет, не знающий границ и препятствий и озаряющий мир от края и до края, свет мудрости, дающий понимание и видение истинной сути вещей.
Говорят, что в тот момент, когда Адам подошел к дереву познания добра и зла, одна душа оторвалась от материи и поднялась в высшие сферы, а потому оказалась неподвластна никаким дурным желаниям и сохранила способность видеть не с помощью солнечных лучей, исходящих от материального тела, а с помощью света Источника жизни. Это была душа Бааль Шем Това.
Но если эта драгоценная душа хранилась в небесной сокровищнице, то почему же она не досталась царю Шломо или пророку Йешаяу, а спустилась на землю в 1698 году (в 5458 г. от сотворения мира) в маленьком городишке Окуп, что на границе Подолии и Валахии, когда в еврейской семье родился младенец, получивший на восьмой день жизни имя Исраэль бен Элиэзер, позже, когда он стал раскрывать тайны Торы и исцелять, названный людьми Бааль Шем Тов или Бешт ("Владелец доброго Имени"). Его отец был человеком великой праведности и отличался необычайным гостеприимством. И безусловно, праведник заслуживает того, чтобы у него родился замечательный сын.
Однако это все же не причина, чтобы отправлять жемчужину небес в страх и ужас тогдашней жизни! Но… Б-жественному провидению виднее. Его планы спасения еврейского народа загадочны, даже обитатели высших сфер не посвящены в них. И когда из небесной короны выпал драгоценный камень и упал на окраине Окупа, среди ангелов было немало волнений: "А что, если налетят казаки или татары и будут убивать, и жечь, и угонят в плен?" (Ведь такое уже было с родителями Исраэля: мать укрылась от набега в лесу, а отца угнали в полон и продали в услужение какому-то важному чужеземцу. По счастью, ему удалось бежать и добраться до дома.)
В то время (и особенно на Украине, в Подолии и Галиции) еврей смотрел на мир сквозь слезы. Иностранные путешественники отмечали, что земля Галиции богата, но население истерзано набегами и поборами. Убивали и грабили и до злодея Богдана, и после. И бандиты, и регулярные армии. Через два года после рождения Исраэля началась война со шведами. И армии Петра 1-го и Карла 12-ого двадцать лет подряд грабили и убивали евреев и при взятии Познани и Львова, и при осаде и падении других городов и местечек, часто переходивших из руки в руки. А еще победители всякий раз облагали еврейские общины налогами и контрибуциями. Нищие и бездомные переходили с места на место в поисках хлеба на день и крыши над головой на ночь. Дом Элиэзера, отца Исраэля, был открыт для всех, особенно по субботам.
…А церковь распространяла слухи, обвиняющие евреев во всех бедах, и духовенство читало проповеди, подстрекая против "иноверцев" – и украинские крестьяне начинали выть от злобы. А еще обвинение в употреблении христианской крови для изготовления мацы на Песах… – и каких-нибудь несчастных приговаривали к сожжению или четвертованию, а чернь сводила счеты со всей общиной. Случалось такое и в Познани (за два года до рождения Исраэля), и в Житомире, и в Галиции, в городе Сандомиры (первый раз – когда Исраэлю было 2 года, а второй раз – когда ему было 12 лет), и в Волыне, в городе Зласлав (когда Исраэль был уже взрослым). Да и где нет? Праздник Песах стал временем тревоги и недобрых предчувствий.
Даже небожителям было трудно понять, как еврей выживает на земле. И всякий раз, перед тем как поднять на дыбу, жечь железом, четвертовать, сдирать живьем кожу или поджечь руки, обернутые паклей, несчастным предлагали принять христианство. Но лишь единицы сдавались и изменяли своей вере. Души мучеников: стариков, мужчин, женщин и детей – поднимались прямо на небеса и достигали таких высот, что даже ангелы не могли их видеть. И служители небес, будучи не в силах осознать происходящее, спрашивали: "За что же такие страдания?" Ангелам не ведома ни та любовь, что в сердце Творца, ни та – что в сердце человека. И Творец не отвечал им, как не ответил и во времена рабби Акивы, когда они хотели знать, за что гибнут праведники и мудрецы Торы от руки римлян.
Есть то, о чем не говорят. Есть то, что не умещается в слово. И об этом можно только молчать. Мир мысли, мир молчания. Наверно, исправить мир можно только в тот момент, когда проявятся в полной мере все его зло и зверство и будет совершенно ясно, куда пришли народы, отвергнувшие Всевышнего во времена Вавилонской башни и так и не захотевшие вернуться к Нему. Все их теории о любви к ближнему – извращение Торы основателями христианства и отцами церкви, которым бы надо было не самим читать ее строки, а спросить у еврейских мудрецов, как их понимать. Жестокие души могут даже любовь сделать сообщником кровавых преступлений. Но чудо… Еврейское сердце не огрубело – оно осталось умным и полным любви к своему ближнему. А самый близкий из ближних – Б-г наш. Если бы не Его чудеса, что осталось бы от сынов Израиля? Из-за гонений и тягот жизни появилось много полуграмотных евреев. Но они не стали чужими для Б-га, а христиане, прочитавшие Тору, не стали евреемя. Благословен Пресвятой, разделивший между святым и будничным, между светом и тьмою, между сынами Израиля и народами мира!
Но даже когда проявились верность евреев своему Б-гу и их стойкость, чего-то еще не хватало в этом мире, чтобы можно было послать Машиаха и привести спасение. Не хватало радости… Радость бывает разная. Иногда она бывает шумной, иногда выражается в песне, а иногда светит из глубины души – сквозь слезы – так что человек и не догадывается, что она живет в самом потайном месте сердца. Чему же радоваться? Тому что есть Б-г, потому что Он есть всегда и повсюду, и Он с нами, и можно подняться над этой страшной действительностью и приблизиться к Нему в любую минуту – в доме молитвы, за субботней трапезой в кругу семьи, заворачиваясь в талит, налагая тфилин или вглядываясь в синеву небес, течение реки и дыхание ветра. А кто не радуется, совершает преступление, как сказано: "За то, что не служил ты Б-гу Вс-сильному твоему с радостью и с добротой сердца, когда было у тебя изобилие во всем. И служить ты будешь врагу своему, которого нашлет на тебя Б-г в голоде, и в жажде, и в наготе, и в лишении всего…" (Дварим). Но разве обязанность радоваться есть только тогда, когда есть изобилие? А когда уже "в голоде и в жажде, и в наготе, и в лишении всего" и когда Б-г нашлет врага?.. И тогда надо радоваться! Ведь Б-г есть всегда. Значит, и радость стоящего перед ним творения вечна – только надо почувствовать, что ты стоишь перед Ним. А тот, кто- пребывает в печали, – он обвиняет не себя, а Б-га за все, что делается в мире.
Печаль – страшный грех. Печальный человек говорит всем своим видом: "Все сотворенное – плохо". А это клевета! Ведь сказано: "И увидел все, что сотворил, и вот это хорошо очень". От Пресвятого исходит только благо. Говорил Бешт (так передал его внук рабби Нахман): "Мир полон великого света… но человек закрывается от него своей ладонью".
И вот в самое страшное время народу, истерзанному, но не изменившему своей вере, обнищавшему, но сохранившему тягу к изучению Торы, была послана душа, призванная опустить Небеса на землю и помочь каждому еврею ходить не по колючему снегу, а по лазурным тропам небес. И даже ездить там на санях и на телеге. Стоять перед Б-гом и радоваться, чтобы были силы дожить до прихода Машиаха. Но это не просто. Был такой момент в жизни Бешта, когда и его душа не выдержала и погрузилась в мрак тоски и печали. И тогда сказали ему с небес: "Если ты, посланный на землю, чтобы спасти мир радостью, пребываешь в печали – нет тебе удела в будущем мире!" На это Исраэль ответил: "Я люблю своего Тв-рца. И если я люблю Его всем сердцем, то зачем мне искать что-либо для себя – даже мир грядущий?" И тут же обрадовался тому, что ему ничего не нужно и нечего опасаться, потому что нечего терять!
Отец Исраэля умер рано, оставив в наследство сыну вместо денег, которых у него не было, один хороший совет: "Не бойся никого, кроме Б-га". Евреи местечка позаботились о том, чтобы сирота не остался безграмотным (так как это лишило бы его возможности читать Тору) и определили его в хедер к меламеду. Но Исраэль часто куда-то пропадал на целый день, и его находили в лесу – он сидел и смотрел на горы, деревья и травы. На него не сердились и не ругали, и объясняли его побеги тем, что ребенку тяжело без отца. Впоследствии Исраэль проявил себя как знаток законов Торы. У кого и когда он учился? Никто не знает. То ли, подобно нашему праотцу Аврааму, он читал природу как книгу, то ли кто-то приходил к нему из мира душ, брал за руку и, отведя в горное ущелье, разъяснял строки Писания. И тогда раскалывались небеса и из пролома текла песнь радости ангелов, стоящих перед Престолом Славы и восторженно восхваляющих Б-га Израиля. Песнь, столь знакомая душе, бывшей когда-то драгоценным камнем в короне.
К двенадцати годам Исраэля сделали помощником меламеда, чтобы дать ему заработок. Он собирал детей в хедер и разводил их по домам после занятий. По дороге нужно было повторять с ними выученный урок: буквы и правила чтения. Рассказывают, что Исраэль, хранивший в своей душе великую радость, научил детей распевать алеф-бет. И они делали это с большим воодушевлением. Радостный голос юного помощника меламеда, сливавшийся с голосками детей, не давал покоя Сатану. И тот жаловался Всевышнему. "Ты поручил мне сеять повсюду тоску и печаль, чтобы испытать любовь евреев к Тебе, а этот подросток разгоняет все мрачные мысли и тревоги, которыми я обволакиваю людей". Ответил ему Всевышний: "Кто же может остановить его? Даже тебе под силу ли это?" Сатан подумал, что ему дано разрешение прекратить ненавистное ему пение и, обратившись большим волком, встал на лесной тропинке. Дети, возвращавшиеся после занятий, увидев его, испугались и бросились бежать. А родители, узнав о случившемся, больше не пускали их в хедер. Но через какое-то время Исраэль уговорил евреев позволить детям еще раз отправиться в хедер по лесной тропинке. И когда волк опять вышел им навстречу, он, помня последнее наставление отца "Не бойся никого, кроме Б-га", двинулся на него. Подойдя вплотную к страшному зверю, Израиль засунул руку в волчью пасть и вынул силу Сатана – его сердце. Он хотел разбить его, но, увидев, что оно состоит из всех еврейских бед, положил сердце на землю, и та медленно поглотила его.
Рассказывают, что некто рабби Адам, проживавший далеко от Подолии, получил приказ Небес передать рукописи с тайным учением Исраэлю из Окупа. Он отправил на поиски неизвестного ему человека своего сына. И когда тот разыскал Исраэля, его удивлению не было конца, ибо загадочной личностью, ради которой ему пришлось проделать долгий и опасный путь, был не умудренный годами и знаниями старик, а мальчик 14 лет.
Когда он стал молодым человеком, люди Окупа нашли ему жену, но, к великому несчастью, она прожила недолго. После этого Исраэль переехал в небольшое местечко недалеко от Брод и очень скоро стал известен как знаток Торы, разбирающийся во всех тонкостях закона. Он стал гордостью общины, которая во всем полагалась на его слово. Там, в Бродах, Исраэль женился на праведной женщине по имени Рахель-Леа, дочери рабби Эфраима Китовера. Наверное его душа была связана с душой нашего праотца Яакова, А иначе почему же его звали Исраэль, а жену его – двойным именем Рахель-Леа? Сочетание пар – столь высокое дело, что никому не известен путь, по которому невеста приходит к своему жениху, но Исраэлю, видимо, было открыто и это.
Дело было так. Исраэля часто избирали судьей в имущественных тяжбах. И однажды к нему обратился рав Эфраим Китовер с просьбой разобрать запутанное дело. Как только он познакомился с молодым человеком, у него возникло твердое решение отдать ему в жены свою разведенную дочь Рахель. Исраэль сразу согласился составить письменный договор, но с одним условием: до времени он останется втайне. Так и сделали. Через какое-то время, уже после кончины рава Эфраима, Исраэль пришел к его сыну раву Гершону и показал договор. Рав Гершон, оглядев Исраэля, одетого в простую крестьянскую одежду, огорчился, так как жених не производил впечатление человека, знающего Тору. Но Рахель сказала, что хочет исполнить волю отца и согласна выйти замуж за этого человека. Исраэлю было 18 лет. Перед женитьбой он рассказал своей будущей жене о том, чего не знал никто: о своих необычных свойствах – умении входить в высшие миры и учить Тору у душ великих людей. Он предупредил ее, что им предстоят тяжелые испытания и долгое время они будут жить в нищете. Но это не остановило Рахель.
После хупы рав Гершон устроил молодую пару у себя и попытался хоть чему-то научить мужа своей сестры, но тот делал вид, что слова учения непонятны ему. Тогда, чтобы обеспечить Исраэлю пропитание, он подарил ему лошадь и повозку и посоветовал заняться каким-либо ремеслом. Рассказывают, что для начала Исраэль стал возить самого рава Гершона, но однажды он заснул на козлах и повозка, схъехав с дороги, угодила в пруд, где благополучно увязла в грязи и тине. Вытащить ее своими силами было невозможно – и рав Гершон побежал за несколько верст позвать кого-нибудь на помощь. Когда же он вернулся с нанятыми им крестьянами, повозка – удивительное дело – преспокойно стояла на дороге, будто ничего и не случилось. Когда впоследствии Бааль Шем Тов отправлялся в путь, то кучер всегда засыпал на козлах, а лошади, запряженные в сани, не чувствуя землю под своими ногами, а видя ее далеко внизу – почтовые станции проносились под ними, казались сами себе ангелами. И о том, что они – лошади, вспоминали только, когда добирались до места и набрасывались на овес.
По прошествии многих лет рав Гершон стал одним из учеников Бааль Шем Това. Через какое-то время молодая пара оставила дом рава Гершона. Семь лет Бааль Шем Тов жил в лесной пещере в уединении и лишь по субботам возвращался домой. Время от времени, когда жена приходила навестить его, он накапывал глину, а она отвозила ее на лошади в город и продавала горшечникам, а те изготовляли из нее кувшины для пива. Впоследствии Бааль Шем Тов говорил своим ученикам: "Так же как сила корня видна по листу, сила человека видна по посуде, которую он делает". И взглянув на кувшин, он мог рассказать все о том, кто его сделал. С одной стороны, душа человека отражается в изделии, а с другой – дело его рук отражается в душе. Горшечники обжигали кувшины для пива, но поскольку глину, из которой они лепили свои изделия, накопал Исраэль, в их душе создавались сосуды для невидимого света.
Рассказывают, что в тех местах было немало разбойников, но они не трогали Бааль Шем Това, потому что видели, как горы смыкаются, чтобы он смог перешагнуть через ущелья. Атаман разбойников по имени Добуш подарил Бааль Шем Тову трубку, котурую он потом курил всю жизнь. Дым из трубки Бааль Шем Това поднимался как дым воскурений из пахучих трав в Святом помещении Храма. Рассказывают, что однажды рабби Давид из Живлотова, увидев у своего товарища табакерку, удивленно воскликнул: "В этой табакерке я вижу всю структуру Мишкана и даже могу понять тот смысл, который вложил Бецалель в каждую из его деталей". Оказалось, что один великий праведник отдал серебряных дел мастеру слиток серебра, чтобы он изготовил из него табакерку. И когда тот выполнял работу, он не отпускал своей руки от его рук. Если через сто лет после Бааль Шем Това табакерка могла быть Храмом, тот трубка Бааль Шем Това, вне всяких сомнений, была воскурением в нем.
В то время Исраэль подумывал, не оставить ли ему эти неблагополучные места и не перебраться ли в Святую Землю. Она тогда не очень-то текла молоком и медом, но мудрецов всех поколений манили даже ее камни и пустыни, и многие, добравшись туда с риском для жизни, находили среди руин былого величия душевное успокоение. Можно было нанять в проводники тех же разбойников, чтобы они провели лесными тропами по безлюдным местам и посадили бы на корабль. Но однажды ему приснилось, или Небеса показали ему наяву, как разбойники повели его тайной тропой, а на полпути было большое болото. Разбойники перебежали его по доскам и ушли вперед, а навстречу Бааль Шем Тову, остановившемуся у края трясины, вылезла большая лягушка, которая рассказала, что в ней заключена душа человека, который стал пренебергать омовением рук, а потом оставил соблюдение всех заповедей. Бааль Шем Тов обратился к Небесам и помог душе исправиться и, оставив ненужное ей тело лягушки, занять свое место в высоких мирах. Сам же он вернулся обратно. Видимо, очень много нужно было исправить и в Подолии, и в Галиции, и в других странах прежде, чем пересохнет болото, преграждающее путь в Святую Землю.
Но мысли о ней не покидали его, и через много лет вместе со своей семьей он отправился в путь и добрался до Стамбула. Но видимо, и на этот раз что-то преградило ему дорогу – и он вернулся в Подолию. Когда Исраэлю было 24 года, у него родилась дочь Адель. В это время его семья жила доходами от шинка, который держала и в котором работала Рахель-Лея. Через два года, перед праздником Песах, ему (постоянным учителем которого был Ахия а-Шилони, входивший в состав Верховного Суда во времена царя Давида) впервые после женитьбы открылся Элияу а-Нави.
Исраэль пользовался любовью и уважением людей, и жители местечка позаботились о том, чтобы его семья имела средства к существованию не за счет столь тяжелого и опасного заработка, как содержание шинка для неевреев. Его определили в частные учителя детей одного зажиточного человека. После этого он переехал в Телусич, где также был учителем детей, и жил в бедности. Там, в Телусиче, когда ему исполнилось 36 лет, он оставил обучение детей и перестал скрывать свои знания и чудесные способности. Люди приезжали к нему издалека за благословением, за помощью, чтобы услышать толкование Торы из его уст. У него появилось много учеников. Но и открывшись, он не раскрыл всей своей силы.
Примерно в 1740 году Бааль Шем Тов поселился в Меджибоже. С этим местом связаны последние двадцать лет его жизни. Сюда стекалось множество людей. Одни искали исцеление, другие хотели узнать, как продвигаться по пути праведности и овладеть тайнами Торы. Один человек узнал, что тому, кто сорок дней не говорит о будничных делах, а произносит только слова Торы и молитвы, открывается пророк Элияу. На сорок дней он прекратил все будничные разговоры и только учил Тору и молился. Но он ждал напрасно – Элияу не открылся ему. Тогда он поехал к Бешту. Великий праведник спросил его: "Скажи, ты молился все это время?" – "Конечно", – ответил еврей. – "И читал Теилим?" – "Ну, конечно". – "И учил Тору?" – "Днем и ночью". – "Так, значит, это и были твои будничные слова" (Рав Зейвин, "Сипурей хасидим").
Вокруг Бааль Шем Това сложился круг учеников – около шестидесяти человек. Среди них были известные мудрецы: Дов-Берл из Межирича, который стал его преемником, рабби Пинхас из Кореца, рабби Йехиэль-Михл, Магид из Злочева, Йосеф Коэн из Шаргорода, рабби Меир Маргалиот из Львова, рабби Яаков-Йосеф из Полонного. Баал Шем Тов смог вдохнуть новые силы в еврейский народ. Тысячи людей передавали друг другу его слова, рассказывали истории о его чудесах и старались привнести в свою жизнь одухотворение и радость. Они во многом подражали Бааль Шем Тову и его ученикам. Обычаи приверженцев Бааль Шем Това, которые стали называть себя хасидами, вызывали удивление у многих авторитетов Торы. Еще при его жизни они столкнулись с резким возражением и неприятием их поведения. Они начали обособляться, собираясь для молитвы не в синагогах, а в частных домах, которые получили название "штибл".
Движение хасидизма набрало силу и обрело свой четко выраженный характер в период Магида из Межирича, который поставил восторженную молитву во главу своего учения. Движение, влившее новые силы в еврейские души, распространилось в Польше, Галиции, Венгрии, Румынии и в некоторых областях России. Несмотря на то, что хасидизм прочно вошел в жизнь значительной части еврейского населения, его неприятие многими авторитетами стало еще более резким, чем раньше. Но до 1798 года борьба с хасидизмом была внутриобщинным делом и возникшие разногасия не выплескивались во внешний мир: объявлялось об отлучении хасидов от общины, сжигались труды их учителей.
Впервые об отлучении хасидов от общины было объявлено в Шклове в 1772 году, в том же году к этому решению присоединились авторитеты Вильны. Из Вильны были разосланы письма во все крупные общины, в которых хасиды назывались сектантами. Ученики Магида в свою очередь объявили об отлучении от общины Виленского Гаона. В дальнейшем в борьбу были вовлечены нееврейские власти и не один раз хасидские авторитеты арестовывались по ложному доносу.
У Баал Шем Това была дочь Адель и сын рабби Цви. Адель впоследствии была известна как большая праведница, обладавшая способностями, похожими на способности отца. Внуки Бааль Шем Това Эфраим и Барух из Меджибожа также были великими праведниками и учителями хасидизма.
Баал Шем Тов ушел из мира в 1760 (5520) году 6-го Сивана в день праздника Шавуот (в тот же день, в который ушел из этого мира царь Давид). Люди, занимавшиеся его погребением утверждали, что они видели, как душа отделилась от тела. Она была подобна синему огню и мгновенно взлетела к небесам – вернулась туда, откуда пришла. Оставшись чистой и незапятнанной ни болотной грязью, через которую пробирались разбойники, ни тиной, в которой увязла повозка рава Гершона, ни глиной, которую копал Израиль для горшечников.
"Когда придет Господин [Машиах]?" – спросил однажды Бааль Шем Тов у Элияу а-Нави. – "Когда источники твои растекутся во внешний мир", – ответил пророк. Для того, чтобы духовный свет пронизывал этот мир, хоть кто-то должен хотеть его видеть. Мы не научились по-настоящему видеть бесконечный свет ни через синеву небес, ни через буквы Торы.
А тем временем надвигался шквал новейшей истории: французская революция; идеи равенства и братства всех людей, в которые так наивно поверили многие евреи; наполеоновские войны; начало ассимиляции; кантон в Россиии, еврейское социалистическое движение; погромы; бурное развитие техники, натолкнувшее человека на мысль, что как паровоз едет сам, так и мир вращается сам по себе; гениальное открытие сходства человека с обезъяной, породившее атеизм и фашизм; войны и… Катастрофа, после которой единственной искрой надежды на физическое и духовное возрождение народа стало восстановление независимого еврейского государства.
