События последних двух недель в Израиле оставят неизгладимый отпечаток на нашем поколении. В отличие от теракта или войны, когда травма измеряется количеством жертв, храбростью или жестокостью бойцов, захваченными или потерянными землями, суть происшедшего в Израиле после 12 ава (17-го августа) – в другом. Это не война; физических жертв практически не было (несколько раненых, в основном легко); это не восстание, не революция и не экономический кризис. С другой стороны, сила увиденного, количество пролитых слёз, мощь веры и духа, размеры раскола и сплочения, смысловая наполненность могут сравниться с наиболее значимыми из событий столь молодой и в то же время насыщенной израильской истории. О размежевании ещё будет написано множество книг.
То, что произошло – это внутринациональное духовное столкновение на поле действия 25 еврейских поселений в Газе и Северной Самарии; это битва в ходе войны культур, незримо идущей уже более 30 лет. В других странах это обычно заканчивается кровопролитием. В Израиле выселение-размежевание закончилось массовым «слёзопролитием» как выселяемых граждан, так и выселяющих солдат и солдаток.
Столкнулись не только правительство – посредством армии и полиции – с еврейскими жителями Газы и Северной Самарии. Столкнулись реализм и вера, сухой закон и идеализм, столкнулись – по словам покойного поэта Натана Альтермана – Земля Израиля и Государство Израиль.
Но это не всё.
Для немалой части населения это столкновение, завершившееся выселением, есть национальная катастрофа. Именно национальная, а не только индивидуальная, и по ней следует нести траур. С этой точки зрения, столкнулись высшие идеалы еврейского народа и средство их осуществления; идеалы заселения Земли Израиля, её освоения и озеленения, – и государство, без которого эти идеалы невозможно реализовать; столкнулись семьи и йешивы, которые учат своих детей и учеников занимать передовые посты в самых опасных боевых частях армии – и сама армия… Командир офицерской школы ЦАХАЛа, пришедший в подготовительную предармейскую йешиву в поселении Ацмона (юг Газы), чтобы прочитать учащимся приказ о выселении, добавил от себя, что ему стыдно выселять йешиву, из которой происходят его лучшие офицеры.
В конце концов, столкнулись идеалы народа Израиля («клаль Исраэль») и сам народ – «клаль Исраэль». Ведь каким бы ни был проблематичным ход принятия решений правительством (эту, мягко говоря, проблематичность, признают даже многие левые общественные деятели) – нельзя сказать, что решение о выселении-размежевании было принято наперекор воле большинства народа Израиля. Небольшое, но всё же большинство считает, что «в Газе нам делать нечего». А без народа Израиля всеизраильские идеалы реализовать невозможно. Это ясно, и поэтому в данном столкновении цель не могла оправдывать средства. Насилие было недопустимо. Еврейский народ можно убедить только словами и духом.
Для другой части населения, идеологически левой, выселение является реализацией мечты и веры в то, что мы «не имеем права там находиться». Многие из них готовы проявить сочувствие к индивидуальной беде выселяемых, но ни в коем случае не к национальной. На национальном уровне выселение/размежевание они считают благом. Некоторые из них не скрывали своего злорадства и вовсю отмечали победу над идеологическими врагами – религиозными патриотами… Позиция левых во многом несостоятельна: уж очень неодинаково применяются гуманистические принципы к арабам и евреям. Уже в 80-х годах израильские писатели Амос Оз и А.-Б. Йегошуа заявили о готовности лечь под гусеницы танков, как только будет дан приказ о выселении арабов, однако при выселении евреев подобного призыва от них не поступило. «В страданиях поселенцев, которые они демонстрировали перед телекамерами, было больше дешевого «китча», чем искренних чувств, – заявил Амос Оз в своей статье от 21 августа. – Да и вообще, зарвавшиеся поселенцы получили по заслугам. Пусть они хоть немного помучаются так, как мучались из-за них тридцать лет жители свободного Израиля!» Призывая нарушать закон во имя высших человеческих ценностей в случае трансфера арабов, в данном случае «властители дум» говорят о необходимости подчиняться демократически избранному правительству и т. д.
Мощь доводов «левых» не в их состоятельности, а в том, что они в них сильно и искренне верят. Их сила не в логике, а в вере. В этом же их слабость, так как готовность исключить евреев – жителей поселений из общности людей, к которым применяются права человека и другие гуманистические ценности, доказывает, что с их точки зрения цель оправдывает средства и что ради политической и идеологической победы можно пренебречь и теми самыми идеалами, за которые якобы воюешь. Это происходит, когда разногласия переходят во вражду.
Ещё одна часть народа – та, у которой причастность к «общей душе Израиля» уже задремала или ещё не пробудилась. Для меня это было особо очевидно в ночь 14-го ава, с 18-го на 19-е августа, в полночь, когда тысячи людей столпились возле Западной стены, чтобы встретить только что выселенных жителей поселения Нецер-Хазани из Гуш Катифа. В Старом городе, от Мусорных ворот до самой Стены, образовались две человеческие стены, между которыми по узенькому проходу шли, одна за другой, семьи, с надорванными в знак траура воротниками, с детьми на плечах и младенцами на руках, изнурённые, но полные достоинства, изгнанные со своих земель и из своих домов, но не сломленные. Их встретили с песнями, слёзами и любовью. Котель на время действительно превратился в Стену Плача… В то же время, в пятистах метрах от Котеля, в долине под Яффскими воротами, проходила выставка-концерт. Оттуда доносились голоса эстрадных певцов – но песни их не имели ничего общего с произошедшим в тот день. Туда шли бодрые, элегантно одетые люди, без порванных воротников. Произошедшее в Гуш Катифе их касалось весьма поверхностно; соприкосновение национальной истории, пишущейся в нескольких минутах ходьбы от выставки-концерта, и их личной биографии казалось им несуществующим. Ни средства, ни цели их особо не касались. Когда я глядел на это, казалось, что столкновение на самом деле происходит между теми, кому больно – будь то солдаты, которые выселяли, или выселяемые – и теми, кому всё равно; теми, кто подчиняет себя народу и готов пожертвовать всеми своими интересами ради народа – и теми, кто подчиняет народ себе и своим интересам.
Это зрелище причиняло не меньше боли, чем само выселение. С одной стороны, сознание, что траур не национальный, а как будто секторальный – удваивало боль. С другой стороны – это же и объясняло произошедшее выселение. Именно это равнодушие существенной части общества подтолкнуло правительство к плану размежевания. Именно оно позволило международному давлению и голосам тех израильтян, которые считают наше присутствие в Газе незаконным, реализоваться.
Однако в этом диагнозе содержится и рецепт излечения. Реализация любых общееврейских идеалов, реализация самой Торы невозможна без участия еврейского народа. Они неосуществимы в одиночку. Вере в идеалы должна предшествовать вера в народ, который является носителем – дремлющим или пробуждённым – этих идеалов. В этом было главное испытание наших вождей, от Моисея и до Герцля. В этом же и испытание тех, кто стремится сделать еврейские идеалы достоянием нации. Необходимо бороться за нацию, и потом уже – за реализацию идеала. Тогда не будет столкновения между светом Израиля и общностью Израиля, и происходящее в сердце Иерусалима не будет сталкиваться с равнодушием, а будет распространяться по всем ярмаркам, пронизывать все песни, затрагивать народ, где бы он ни находился – в Тель-Авиве, Хевроне или даже за пределами Земли Израиля.
