Автору этих строк чуть больше сорока лет.
Возраст этот называется по-разному. У некоторых это "возраст кризиса", у других – "бальзаковский". По мнению создателей знаменитого советского фильма "Москва слезам не верит", говоря словами его героини Кати Тихомировой: "в сорок лет все только начинается".
В детстве, где-то лет в шесть или семь, случайно заглянув в паспорт бабушки, я узнала, что она – еврейка. Меня это очень удивило, но я не настаивала, чтобы мне это объяснили. Бабушка была человеком с большим чувством юмора, при этом – очень ранимым человеком. Поэтому, когда в наш адрес случались откровенные оскорбления, она реагировала на это по-разному.
Но она не искала глубоких причин и не выходила за рамки простых негодований. Все детские годы, (я отчетливо помню),я стеснялась своих бабушку и мать. Мне казалось, что даже их лица и фигуры не такие, как у всех. Мамина картавая речь с грассирующим "р" почему-то раздражала. С родственниками, которых было довольно-таки много в разных городах – Киеве, Москве, Орле, Сочи – я общалась с удовольствием, особенно когда они приезжали в гости.
Мамина сестра Муся была преуспевающим адвокатом и часто рассказывала мне много интересных историй из жизни своих подзащитных. Большая часть их были евреями.
Возвращаться к обсуждению больного вопроса слишком часто у нас не было принято, и все я многое почерпнула из рассказов матери и бабушки о несправедливости, предвязятом отношении к евреям, притеснении и унижениях.
Еще одно яркое воспоминание детских лет: далеко не все соседи здоровались с нами. Так же и мои одноклассницы почему-то делились на тех, кто дружит и тех, кто ни за что не станет дружить со мной.
Уже в юности меня к евреям тянуло мистическим образом. С ними было не просто интересно, в отличие от русских и украинцев, евреи из моего окружения никогда не обижали и не предавали меня.
Дружба с ними дарила много тепла и запоминалась на всю жизнь.
Однако меня от этих дружб ограждали в моей собственной семье, где мать постоянно повторяла, что мне надо помалкивать по поводу своих еврейских корней (внешне я мало похожа на еврейку). Потом я поняла, чего боялась моя мать.
Она боялась моего отъезда, отъезда из этой страны навсегда. Но тогда я старалась не задумываться из-за чего меня ограждают от "ненужных" знакомств. На строгое "на нет" и суда нет",мама часто говорила, что "есть Б-г и он видит все".
Никаких пояснений к своим заявлениям она не давала.
Мой первый брак был неудачным. В семье моего первого мужа мне объяснили, что быть некрещеной – преступление, и надо креститься. Креститься я отказалась, за этим последовал развод. Было бы нечестно, если бы я сказала, что не посещала христианскую церковь. Я изредка заходила в нее и пыталась понять, что мне на самом деле нужно от икон и, разочарованная, уходила. Как это не удивительно, но в церкви со мной обязательно происходил какой-нибудь эксцесс.
Помню, в молодости, на какой-то большой праздник во время службы меня без видимого повода начали оскорблять православные женщины, проклиная так, что я долго не могла после этого приблизиться к церкви.
Мы никогда дома с родителями не отмечали православную Пасху, не красили яиц, не пекли и не ели куличей. Но и Песах мы не отмечали тоже.
Начало 90-х годов, годов изнурительных испытаний в моей семье, запомнились в основном бытовыми и денежными проблемами. Было все – инфляция, нехватка денег, пустые прилавки магазинов, откровенный бандитизм в стране, все нарастающая пустота во всех сферах интеллектуальной и духовной жизни. Я очень хотела уехать из Украины, но, увы, моя свекровь-украинка отказала нам в праве на выезд.
Во втором браке мне несколько лет пришлось жить с ней в одной квартире, и именно эти годы я считаю одними из самых непростых. Меня опять пытались крестить, и я чуть было не уступила. Хорошо помню, как я разговаривала на эту тему со своей матерью и помню, как сверкнули ее глаза, сколько в них было неприязни ко мне. Понять такую реакцию я тогда не смогла и понимаю ее только теперь. Она сказала мне только одну фразу, смысл которой дошел до меня гораздо позже: "Делай, что хочешь, ты взрослый человек. Но мать может быть только одна".
Я осталась некрещеной. У меня рос сын. Все устремления, надежды я связывала с ним. Как у всех, были дом, работа, бытовые проблемы. Особенно задумываться о Б-ге было некогда. И только спустя несколько лет, с рождением дочки мир вокруг меня изменился. Он стал ярче и богаче. И все-таки мне казалось, что все еще вокруг немного не так. Настя была очень маленькая. Как-то, когда ей было годика три, мы пошли гулять. Возле нашего дома есть небольшое озеро, возле него – церковь. Двери церкви были открыты, и я предложила ей просто зайти посмотреть, что там внутри.
Передать словами эту дикую, для меня тогда еще загадочную истерику, невозможно. Она отказалась заходить внутрь не просто наотрез. Она сопротивлялась всеми силами, какие есть у маленького ребенка в экстремальной ситуации. В ее плаче было столько ярости и отчаяния, что местные монашки ужаснулись. Одна из них сказала, что в моей дочке "бесы" и велела нам срочно уйти. В церковь мы зайти не смогли, моя дочь не дала мне это сделать. Я очень благодарна ей за это. Вот тогда я поняла, что с православием покончено раз и навсегда, хотя верующей я не была.
С моим приходом в еврейскую общину связано мое понимание своего происхождения, а интерес к еврейской философии, который мне приходилось скрывать в течение всей жизни, начал реализовываться через изучение Торы. Мне всегда достаточно легко давалась философия. В институте этот предмет я изучала через подтексты и дозволенные марксистской идеологией книги.
Я прошла через увлечение Спинозой и Шопенгауэром. У бабушки были две книжки Зигмунда Фрейда 1921 года издания, и я написала серьезную студенческую научную работу по его теории психоанализа. Обладая немалыми философскими знаниями, я была уверена, что мир еврейской философии дастся мне также легко, как и все остальное. Но интеллектуальная глубина иудаизма потрясла меня. Мне стало очевидно, что иудаизм – не просто религиозное учение, а нечто несоизмеримо большее.
Б-жественные присутствие и покровительство начинаешь ощущать далеко не сразу, они приходят с попытками разобраться в древних текстах, прикоснуться к еврейскому алфавиту, с попытками понять идею и замысел Творца. Еврейский мир предстал передо мной в виде колодца, дна которого не видно, а глубина – неизвестна. И будет очень трудно выбраться, как мальчику Теме из известной повести Гарина-Михайловского.
Но и это впечатление оказалось ошибочным. Связь с Б-гом требует не только нравственного усилия, но требует также усилия творческого. 
О превосходстве иудаизма над другими религиями писал еще З.Фрейд в работе "Моисей и монотеизм".
В своей книге он пишет : "Если вы не дадите своему сыну вырасти, как еврею, вы лишите его таких источников силы, которые не могут быть заменены ничем другим. Пусть он борется с жизнью как еврей, а вы помогите ему обрести всю ту силу, которая ему понадобится. Не лишайте его этого преимущества".
Когда мне пришлось углубиться в отдельные главы Торы, я поняла, что не знаю ничего, а весь предшествующий интеллектуальный опыт был только маленькой ступенькой в познании мира и себя. Я задумалась о возможном эффекте "рикошета" и немного испугалась. Ведь до момента, когда я начала изучать иудаизм, было гораздо проще жить, а теперь в интеллектуальном и нравственном отношении стало очень непросто.
Моя мать, будучи еврейкой, не только не разделяет моих новых интересов, но сказала на это следующее: "Ты всегда была со странностями. Я не очень удивлена". У каждого свой путь ко Вс-вышнему. Сила личности заключается именно в умении своевременно определить свой потенциал и постараться его развить.
Сегодня используется модный термин "качество жизни". Так вот, из собственного опыта могу сказать, что атеизм не способствует улучшению качества жизни. Будь то материальный ее аспект или духовный, он это качество меняет только в худшую сторону. Я всегда себя считала человеком русской культуры, воспитываясь на литературном русском языке, на лучших книгах русских прозаиков и поэтов. Но однажды я поняла, что "русское" перестает быть моим. У евреев с русскими очень разные религиозные концепции. Не знаю, грустно это или нет, потеря это или приобретение, но я не вижу другого пути, кроме пути монотеизма.
Б-г может быть только один и народ у Б-га только один – еврейский народ, к которому я принадлежу, сумев это окончательно понять только в сорок с небольшим лет. Но, как говорится, "лучше поздно, чем никогда".
