В трактате «Пиркей Авот» (3:19) приводится высказывание рабби Акивы: «Все известно, и (в то же время) разрешение (действовать по своему усмотрению) дано».
Введя этот постулат, который сегодня может процитировать наизусть любой израильский школьник, рабби Акива фактически заявил, что вопрос о свободе выбора, над которым бились все еврейские мудрецы, включая пророка Моше, поставлен некорректно. Сначала надо определить, где «стоит» человек, а потом говорить о его свободе или несвободе. Если рассматривать человека самого по себе, то он обладает полной свободой выбора, а если представить его стоящим перед Всевышним, его способность претворять в жизнь свои желания будет равна нулю.
О какой свободе выбора можно говорить перед лицом Б-га, для которого едино прошлое, настоящее и будущее? Где найти человеку, стоящему перед Ним, тот момент времени, в который можно проявить свою волю?
Следовательно, о свободе выбора можно говорить только там, где Присутствие Всевышнего скрыто.
В ответ на просьбу Моше полностью устранить сокрытие и поведать ему все тайны, Всевышний ответил: «Нет человека, который увидел бы Меня и остался жив». Это значит, что Б-жественная воля, раскрытая в полной мере, лишит человека ощущения самостоятельности. Более того, у него исчезнет даже представление о собственном желании – т.е. прекратится жизнь.
Итак, рабби Акива призвал человека жить в состоянии постоянного парадокса: полностью и без всяких оговорок верить, что все во власти Всевышнего, и в то же время передвигаться в мире, где существует свобода выбора и каждый несет ответственность за свои поступки! О рабби Акиве сказано, что он умел входить в высший мир и возвращаться в этот мир в полном здравии (Хагига 13б). Это под силу только человеку, признающему, что свет бесконечности (а бесконечность отрицает любые пространственно-временные рамки) пронизывает каждый атом, поддерживая его существование и движение.
Современники рабби Акивы также пытались совместить два мира: мир полной открытости и предопределенности и мир, где Присутствие Всевышнего не проявляется напрямую и потому можно говорить о свободе выбора. Они также пытались подняться в высший мир и при этом остаться людьми. Но их попытка совместить два мира и два состояния и выйти из парадокса привела к трагедиям: Бен Азай заглянул и умер – душа его рванулась в духовный мир, Бен Зома заглянул и сошел с ума, а Элиша бен Авуйя предположил, что существуют две власти, и оставил соблюдение заповедей (Хагига 14б).
Рабби Акива не был только теоретиком: свое видение мира, а точнее – двух миров, он воплотил в жизнь. Не было человека, который бы полнее верил во всемогущество Всевышнего и во всем полагался на Его волю, чем рабби Акива, и не было более решительного борца за свободу, чем он. И деятельность его была направлена на изменение всего мира.
Да, он верил, что событиями управляет только Творец и их ход изменить невозможно. Римским властям, разрушившим Храм и стремившимся искоренить иудаизм, он готов был противопоставить веру в торжество добра. Когда рабби Акива видел что-то зловещее, например, руины Йерушалаима и Храма или римский легион на марше, – он смеялся, потому что верил в спасение, приготовленное Всевышним для будущих времен. В такие минуты он даже не молился, а старался за этой мрачной картиной разрушений и рабского униженного положения еврейского народа увидеть отстроенный Йерушалаим и непобедимых еврейских воинов. Только вера в избавление, которое придет в назначенный срок, – и никаких действий! Тот, кто верит в торжество добра, удостоится увидеть исправленный мир, если не в этой жизни, то при воскрешении из мертвых!
И при этом тот же рабби Акива, веривший в абсолютность Высшей воли и неспособность человека изменить ход событий мировой истории, не был готов ждать ни одной минуты, посвятил свою жизнь подготовке восстания Бар Кохбы и стал одним из его руководителей.
Умные люди говорили ему: «Акива, раньше вырастет трава на твоих щеках, чем придет Машиах. Разве ты не знаешь, что 400 лет после разрушения Храма будут подобны 400 годам египетского изгнания, из которого можно было выбраться только в день, назначенный Всевышним? 400 лет не будет у сыновей Израиля спасителя!» (Абарбанель, «Йешуат Мешихо»).
Рабби Акива молчал, потому, что ему нечего было возразить, но продолжал делать то же самое: готовиться к вооруженной борьбе.
Нет, он не страдал раздвоением личности. Он умел совмещать несовместимое: веру в абсолютность Б-жественной воли и в свободу выбора человека. Этот парадокс не решается на уровне разума. Недаром про Элишу бен Авуйя говорится, что причиной его неспособности поверить в абсолютное единство воли Творца были книги греческих философов, которые падали у него из-за пазухи, когда он бывал в Доме учения. Подобные парадоксы преодолеваются любовью: любовью к Б-гу и любовью к еврейскому народу. Любовь к Б-гу подсказывает: «Он добро и творит только добро», а любовь к еврею кричит: «До каких пор будут продолжаться страдания?»
«Возлюби ближнего своего, как самого себя – это самое общее правило в Торе», – сказал рабби Акива. А ближний для него – Всевышний, к которому он смог «подойти» ближе, чем кто-либо другой. И в то же время ближний – это еврей: «Любимы сыновья Израиля, потому что названы сыновьями Б-га».
Человек обязан жить в парадоксальном состоянии: верить, что все предопределено, и поступать так, как ему подсказывают его знания, почерпнутые из Торы, и так, как ему велит сердце, которое, если его очистить от дурных желаний, всегда способно выбрать правильный путь. «Все известно, и разрешение дано».
