«Шаетет» – команда морского десанта; «шаят» – рядовой боец группы. Операция "Карин Эй", которая была проведена несколько лет назад, – пример профессиональной работы коммандос на море. О ней писали в газетах. А дело было так.
Израильская разведка сообщила командованию Цахала (Армии обороны Израиля), что по Красному морю под флагом нейтральной страны следует многотоннажное судно "Карин Эй". В судовых документах, в графе «пункт назначения», был указан какой-то европейский морской порт. В сопроводительных документах на груз отмечался его исключительно мирный характер. А на самом деле, на борту находилось оружие и боеприпасы разных видов: автоматы, минометы, передвижные и стационарные ракетные установки, бочки взрывчатого вещества тринитротолуола (для подготовки взрывов в израильских автобусах), патроны и т.д. и т.п. Перед экипажем корабля, состоявшим исключительно из террористов, стояла задача переправившись по Суэцкому каналу бросить якорь в пределах видимости города Газа, а затем переправить оружие на берег, в обход израильской береговой охраны.
Перед израильским командованием встал вопрос: «Где правильнее перехватить корабль?» На рейде было бы легче. Но тогда операцию придется проводить в прямой видимости с израильских берегов. Можно представить себе, какую свистопляску устроила бы арабская пресса: "Нападение на мирное судно, стоявшее на рейде… Морские пираты… " Решение всех проблем, включая политические, перепоручили «шаятам» (бойцам морского десанта). Буквально все легло на их плечи. Им пришлось плыть, на надувных плотах многие километры, сражаясь с беспокойным, холодным, зимним морем. Гребли короткими веслами и руками. Нужно было, держась вплотную к борту судна, карабкаться в темноте на палубу, рискуя быть обстрелянными. Обо всем этом читателям утренних газет не сообщили. На первых страницах они увидели лишь фотографии «выставки» захваченного оружия, разместившейся на территории израильского порта.
Я впервые познакомился с одним из этих ребят совершенно случайно. С утра я развожу (пешком) своих детей по школам и садам. Однажды, переходя дорогу, я уперся взглядом в молодого человека. Я бы сравнил его с боксером легкого веса: низкорослый, худой, собранный. Он двигался мне навстречу и нес двоих детей: одного за плечами на специальном рюкзаке-стуле, а второго – на руках. Его походка и все движения оставляли впечатление какой-то необычной легкости: казалось, что ему все равно, что идти, что бежать, что лететь. Как-то приклеился ко мне этот образ и не давал покоя. «Что за парень?» – спросил я у знакомого. – Да это – Игаль, он учится в ешиве «Махон Меир», – сказал мой приятель. -А откуда у него такая силища? – спросил я. – Он служил в «шаетет». Шаят… Этого я не ожидал.
Религиозный морской десантник? Я познакомился с ним. Мы нашли общий язык. Из разговоров о жизни я понял, что Игаль не сразу стал верующим человеком. Родился он не в Израиле, а в Чили. Мать его – известная художница, выпускница Сорбонны. Но, наверное, и сионистка, если решила привести своего маленького Игаля из богемного Парижа в беспокойный Израиль. Мамино воспитание повлияло и на его решение пойти в «шаетет». А ведь четыре года службы в этих частях – это не просто, надо вынести многое и не сломаться. Теперь представим себе молодого, красивого, только что демобилизовавшегося лейтенанта – десантника. Перед ним открыт весь мир. И он – на мотоцикле – отправляется в широко распахнувшиеся перед ним ворота. Я видел красивые фотографии из мест путешествия – горы, океаны, экзотика…
Но по лицу лейтенанта видно, что он что-то ищет, и еще не нашел. Наверное, боец искал себя. Я не знаю, как и при каких обстоятельствах Игаль понял и себя, и весь мир, и свое место в нем. Но у израильтян все происходит похоже: забравшись на край света после армии, чтобы разрядиться, молодой человек вдруг понимает, что нужно возвращаться домой. И не только домой, но и к самому себе. Один демобилизовавшийся солдат, искавший смысл жизни в бразильских джунглях, рассказывал: – Залез я в чащу, лег под сенью деревьев и сказал: «Ну, Б-г, найди меня здесь!» И только я сказал это, как луч солнца пробился через гущу веток и листьев и упал мне точно на то место на лбу, на которое на "бар-мицву" я накладывал тфилин. Я вскочил как ошпаренный. Нашел таки! И это чувство, что ОН знает обо мне, и Он со мной, не давало мне покоя до конца моего путешествия. Что-то подобное произошло и с моим новым знакомым, хотя, что именно, – мне не известно. Что-то особенное открывается в этих бескрайних просторах мира. Что-то заставляет поразиться величественной мощи творения и увидеть Творца, скрывающегося за ней. Такой же путь прошел и наш праотец Авраам, живший в Ур-Касдим и смотревший на звезды, солнце, луну и весь окружающий мир.
Так вот Игаль, изменившийся в путешествиях и обуреваемый новыми чувствами, вернулся в Израиль и пошел учиться… на стоматолога. Говорят, что чилийские евреи очень практичные. И он решил, что прежде, чем сесть за Тору, надо обеспечить себе "прожиточный минимум". С тех пор, как он получил специальность, Игаль делит свой день на три части. Утро начинается с работы, на которую, чтобы заработать на хлеб насущный, уходит несколько часов. После приема пациентов – долгие часы учебы в ешиве "Махон Меир".
Впереди – экзамен на звание раввина. Вечером – семья и дети (он женат два года и имеет двоих детей). Через десять лет будет, чтоб не сглазить, – десять. Как он выдерживает такую нагрузку? Так ведь шаят!
