<!-- ...

Для тех, кто интересуется языкознанием, не может не представлять интереса то, как на протяжении веков происходило взаимное влияние различных языков. Конечно, нас прежде всего интересует русский. С птичьего буквально полета рассматривая историю отношений между ивритом и "великим и могучим", можно назвать и явно ивритского происхождения "исконно" славянские корни, и массу заимствований из ТАНАХа в славянских переводах. Можно вспомнить букву шин, взятую из иврита как есть, поскольку такой необходимой для великого и могучего, но пока еще бесписьменного русского языка буквы в греческом языке не было. Были заимствования и менее изящные. Русский блатной жаргон, например, почти наполовину происходящий из одесской фени, а она, в свою очередь - из того же иврита: халява, малина, шухер, мусор. Но и русский язык отплатил современному ивриту той же монетой. Русский мат, с нематерными добавлениями типа бардак, балаган и т.п., стал частью израильской действительности благодаря просветительской деятельности четырех волн репатриации наших соотечественников. Причем наивные израильтяне девственно не подозревают о настоящем смысле столь полюбившихся им слов, и наслаждаются исключительно их звучанием. ...

  В 12 лет я принял одно из тех принципиальных решений, которые обычно принимают в этом возрасте: получать по немецкому не больше двойки. С седьмого класса изучение языка Манна и Гёте становилось обязательным в франкоязычной части Швейцарии, куда моя семья переселилась в конце семидесятых и где я жил до репатриации в Израиль в начале девяностых. Томаса Манна я тогда не знал, и, может быть, поэтому немецкий для меня был прежде всего языком «Майн Кампф». И ещё я знал, что из-за немцев бабушка, пережившая ленинградскую блокаду, не выбрасывает чёрствый хлеб и тайно доедает просроченные продукты.Мне рассказывали про дядю, умершего от голода в возрасте нескольких месяцев в осаждённом Ленинграде, а еще я знал, что из-за немцев у дедушки нет пальцев на ногах. Помимо этого личного счёта моей семьи, я знал, что немецкий народ сделал тогда что-то очень, очень нехорошее моему народу. Увы, обет я долго не выдержал - и не только по причине слабости духа, а просто потому, что литературные произведения, подобранные учительницей немецкого, представляли по своему содержанию некий обвинительный акт фашистской Германии. Создавалось впечатление, что произведениями Фриша, Дюрренматта (оба, кстати, швейцарцы) и Бёлля она пыталась очистить немецкий язык от пятна, наложенного на него Третьим Рейхом. Будучи обычной швейцаркой, она понимала, что язык как носитель культуры не может быть нейтральным и что Германия не может быть просто государством, как все.   Таким образом, я с чистой совестью позволил себе учить немецкий, продолжая придерживаться мировоззрения, в котором все элементы были более или менее совместимы, за исключением двух: элемент «еврейскости» и элемент «немецкости» не могли встретиться нигде и ни в чём. Я это ощущал не столько на идеологическом, сколько на онтологическом уровне – эти две грани бытия были несовместимы по самой своей сути. ...

  «Ты приехал в Израиль – теперь у тебя материала на тысячу статей: смотри по сторонам и описывай все, что видишь» - говорит коллега по работе. «Напиши о своей новой жизни!» - просят друзья, оставшиеся в Киеве. «Ты жил себе, жил, и неплохо жил, а теперь уехал – живое пособие по практике сионизма. Теперь пиши о том, как тебе хорошо в Израиле» - советуют люди, которые сами почему-то не очень уверены, что им в Израиле хорошо... ...

   В декабре в Венгрии проходил любопытный референдум об автоматическом предоставлении гражданства этническим венграм, проживающим за границей. Референдум не был признан состоявшимся из-за низкой явки избирателей. Это не имеет прямого отношения к Израилю и еврейской диаспоре. Если бы не один факт. Реакция мирового сообщества на венгерские события была весьма сдержанной. И хотя сослагательное наклонение не всегда уместно, позволим себе предположить, что провались аналогичный референдум в Израиле, на еврейское государство тут же обрушились бы упреки в национальной исключительности, расизме, этническом самолюбии и т.д. и т.п. Как-то исторически сложилось, что от израильтян всегда требовали больше чем от других.    В то же время трудно найти на карте мира государства сопоставимые с Израилем по либеральности своего иммиграционного законодательства. Мы не имеем в виду государства переселенцев, возникшие как колонии и доминионы своих метрополий. Речь идет именно о национальных государствах. И хотя в социально-экономическом плане Израиль можно отнести к группе государств переселенческого типа, с культурно-исторической точки зрения Израиль – государство национальное. И спорить с этим бессмысленно. Национальные государства всегда более строги в отношении новых переселенцев, чем страны возникшие, образно говоря, на пустом месте. К примеру, в «старой Европе» до сих пор подозрительно относятся к идее раздачи гражданских прав всем приехавшим, кто этого хочет.    Да, и в Германию, и во Францию достаточно легко попасть с целью поиска работы и временного места проживания. Но, израильская ситуация, когда гражданство предоставляется моментально по приезде в страну, там вряд ли возможна. И если до 1994 года такой поворот событий мало кого мог взволновать в Израиле, то потом стали возникать вопросы. Оправдано ли, давать гражданство всем или почти всем, кто на это претендует? Возможны ли в этом случае другие варианты решения проблемы? Не стоит ли воспользоваться в этом случае опытом других национальных государств?    Думаем, что всем здравомыслящим людям понятно, что это ненормально, когда потенциальные репатрианты крестятся на консульском приеме, или же, придя в синагогу, недоуменно спрашивают, чем же все-таки отличается Тора от Библии. Ведь до сих пор они были уверены, что это одно и то же. К сожалению, с годами доля таких новых репатриантов растет. ...