Сдерот — город, расположенный в западном Негеве, на границе с сектором Газа. Для тех, кто не помнит карту в подробностях, это — владения Израиля.   Это маленький развивающийся городок с множеством олим и высоким уровнем безработицы. Обычно он попадает в сводку новостей, если обнаруживается, например, еще одна группа талантливых молодых музыкантов или в Кнессете обсуждается экономическая ситуация в Негеве. Но в последнее время он появляется в новостях по иным причинам: из-за постоянных атак ракет «Кассам», запускаемых палестинцами из Газы.   Несколько лет  назад эти ракеты впервые стали причиной смерти двух человек: 49-летнего мужчины и 4-летнего ребенка. Трагедия и потрясение от гибели людей, убитых ракетами, упавшими внутри страны, заставили общество испытать ощущение дежавю и одновременно послужили сигналом к пробуждению. ...

   Трое пришли в ресторан, пообедали, и вот двое из них посовещались и решили, что третий должен платить. Вы думаете, наш несчастный безропотно подчинится мнению большинства и не будет возражать? «Большинство решает», — будут настаивать два умника. «Но ведь мы так не договаривались», — будет возражать бедолага, попавший в переделку. У тех двоих преимущество — они встанут и уйдут, а расплачиваться придется последнему.    Этот спор напоминает дискуссию, которая ведется в израильском обществе: правомерно ли оставить Газу и ликвидировать еврейские поселения, созданные там. Поселенцы, естественно, против, но значительная, а может быть и большая часть Израиля — за. В запале дискуссии один из израильских политиков сказал: может быть я ошибаюсь, но я большинство. Просчитать все заранее невозможно и как в песне поется «ведь жизнь покажет, ведь жизнь научит». Но важен не только спор, но и причина, по которой в израильском обществе постоянно возникают неразрешимые дилеммы. А причина простая — неразработанность понятий «демократия и закон».    Нас, приехавших из Советского Союза, часто обвиняли в том, что мы — выходцы из страны тоталитарного режима — понятия не имеем, что такое демократия и поэтому нам рано принимать участие в каких бы то ни было общественных и политических движениях. К слову сказать, нам все говорят, что мы ничего не понимаем: ультраортодоксальный мир заявляет, что мы получили атеистическое воспитание и куда уж нам тянуться за их полетом мысли и образом жизни; деятели науки и культуры говорят, что мы не знаем Израиля и потому не можем участвовать в его культурной жизни — разве что заниматься спортом. Вот и приходится терпеливо доказывать, что ты не белый медведь ни в религиозном, ни в культурном, ни в политическом, ни в научном плане. И терпеливо объяснять, что ты рос как еврей в сложной обстановке, получил определенное воспитание и образование, в отличие от целого ряда руководящих работников, политических деятелей, деятелей культуры и некоторых учителей поколения, которые никогда не задумывались ни над своим еврейством, ни над тем, как взять... нет, не миллион — как взять интеграл.    Оказалось, что в израильском обществе нет ни малейшего представления о том, что демократия не может существовать в отрыве от неизменного, неприкосновенного основного закона, обеспечивающего права маленького частного человека и защищающего его одного от всех, кто хотел бы разделить между собой его имущество. ...

     Они очень шумели, эти люди. Я был не в состоянии вести свою экскурсию — они просто заглушали мой голос. День жаркий. Мы пытаемся уместиться в скудной тени под деревом. Ребята утомились — мы находимся в музее уже много времени. Детский мемориал — последний объект нашего посещения. Время поджимает, мы уже должны быть на пути к автобусу. А их гид, женщина, не торопилась, никуда не спешила, стояла рядом со своими беспокойными подопечными, отвечала на их вопросы, кивала головой, но не останавливала этот шум. Они даже не стояли на одном месте, немолодые уже люди, довольно грузные, ходили как-то взволнованно по всей площадке, резко останавливались и, размахивая руками, издалека что-то очень громко говорили друг другу по-французски, явно обсуждая какую-то беспокоившую их тему.     Это продолжалось довольно долго. Но мы ведь здесь тоже не случайно, и они нам мешают. Я подошел к их гиду: «Попроси их говорить потише, пожалуйста». Это звучало вполне вежливо, хотя я и был раздражен. Она ответила просто: «Нет, я ничего не буду им говорить». Я не понял ее, поэтому ждал пояснений. И она сказала: «Это дети Освенцима». Подойдя к своей группе, я сказал: «Это им памятник, они были там». ...

Заселение Иудеи и Самарии началось в 1967 году — практически сразу же после окончания Шестидневной войны.   Не так сложилась судьба еврейских поселений в Газе: большая концентрация лагерей беженцев, и поныне служащих рассадниками террора во всем мире, значительно усложняла эту задачу. В программе Игаля Алона, тогдашнего заместителя главы правительства, значилось: «Сектор Газа со всеми его жителями должен стать неотъемлемой частью государства Израиль, но де-юре присоединение Газы к Израилю произойдет только после того, как беженцы покинут эту территорию. До тех пор сектор Газа будет иметь статус завоеванной территории».    Еще одной проблемой, осложняющей возможность еврейского заселения Газы, было отсутствие достаточного количества воды. В сентябре 1967 года глава правительства Леви Эшколь инициировал создание комиссии, которая должна была решить эти проблемы. По окончании работы комиссия рекомендовала подключить экономическую систему сектора Газа к израильской экономике и создать четыре-пять еврейских поселений, чтобы естественным образом отделить Газу от Синайского полуостро- ва. Тогда и родилась идея еврейских поселений в Газе. Было предложено создать пять блоков поселений, расположенных таким образом, чтобы каждый блок разделял Газу и нарушал территориальную целостность цепи крупных арабских населенных пунктов.   1 августа 1969 года политический обозреватель Шломо Газит сообщил, что ввиду растущего арабского террора армейские эксперты рекомендуют создание двух крупных еврейских анклавов в Газе. Именно тогда в ставке Главнокомандующего ЦАХАЛа была разработана так называемая «программа пяти пальцев». ...