839

Суббота в Гулаге

October 23, 2004 Автор: рав Йосеф Менделевич - No Comments

   Как-то я видел известную картину «Инквизиция врывается в дом маранов». Средневековый интерьер, остатки пищи на упавшей со стола скатерти с канделябрами и в панике убегающие люди.
Эта картина живо напомнила мне лагерную встречу субботы.
   В этом уральском лагере нас, евреев, было немного – 9 человек, то есть меньше миньяна, а религиозных и того меньше – всего 3 человека. Тем не менее, на совместной «сходке» было единогласно решено: «Встречаем субботу!»
   Ясно, что внутренний устав Гулага не способствовал проведению субботы. Как раз наоборот. Были запрещены «сборища» более 2–х человек, религиозная деятельность и проведение религиозных мероприятий – последнее вообще «тянуло» на статью до пяти лет заключения.
   Впрочем, еврейского зэка такие вещи не пугали. Что значили для нас, неоднократно побывавших в карцерах за ношение кипы, отказ от работы в субботу и отказ брить бороду, дополнительные сутки в карцере за устройство встречи субботы?! Тем более – наказание с сокращением пайка питания. Мы уже давно открыли простую истину: для того чтобы выжить, человеку нужно совсем немного – несколько ломтей хлеба и пол-литра кипятка. Ясно, что ради дополнительной миски каши не имело смысла отказываться от своих убеждений. Убеждения, вера – это как раз то, что придает жизни вкус. И суббота делала это: придавала вкус. И смысл.

  Так вот, приняв решение, мы сразу же распределили обязанности. Марк (убежденный атеист) и Зеев должны были подыскивать место для каждой встречи, Давид и Яаков заботиться о еде, ну, а на меня и Шимона была возложена религиозная часть.
   К счастью в это время в лагере – очевидно, в ожидание нового этапа – приступили к строительству еще одного барака. Строили сами зэки, и после работы строительная площадка пустела и могла служить местом тайных встреч советских марранов. Конечно, надо было еще позаботиться о месте для стола – нескольких досок с разложенными на них газетами. С едой тоже вроде все обстояло благополучно: благодаря режиму экономии мы были владельцами нескольких банок «бычков в масле» и даже белого хлеба. Чем тебе не хала и «гефильте фиш»?!
   Я снабжал наше братство вином для кидуша. Легко сказать «вино». На самом деле это были изюмины, которые я хранил со времени следствия, когда изюм разрешался, и папа мудро передал мне килограмм «при а-гефэн» («плода виноградной лозы»). (Во время, о котором я веду речь, шоколад, витамины, мед и изюм в посылку было класть запрещено – чтобы лагерная жизнь не показалась сахаром.) Так что я пронес этот килограмм изюма через 11 лет лагерей. Светлая память моему папе. 

  Следует оговориться, что изюм нельзя использовать вместо вина. Несмотря на то, что виноградная лоза называется «гафэн», по закону «при а-гэфэн» называется только вино, а виноград благословляют обычным благословением «при а-эц» («плод дерева»). Но этого всего я не знал, никто меня не учил, и спросить было не у кого.
   Наступает «эрев шабат» («субботний вечер»). Времени для встречи субботы совсем немного – полчаса: между выводом с завода и до вечерней проверки. И вот мы уже сидим на корточках в полутемном недостроенном бараке, у нашего субботнего стола. Я зажигаю две свечи (из парафина «организованного» на промзоне): Барух Ата Ашем («Благословлен Ты, Всевышний, выделивший нас своими заповедями и повелевший зажигать субботние свечи…»). Царица суббота спускается на 36 зону Дубравлага.

  Но не тут то было… В начале коридора уже слышатся сапоги дежурного наряда. Нас выследили!
Но в отличие от марранов мы не убегаем и не теряем субботних подсвечников. Убегать некуда – мы в ловушке, да, и субботние свечи, изготовленные с расчетом на неожиданный налет дежурных, уже догорели.

  Во главе вышагивает замполит капитан Журавков.
– Вы чем тут занимаетесь? Что это за нелегальное сборище? А, субботу встречаете… Все будете наказаны. Сержант! переписать всех и составить рапорт. 

  Журавков осматривает всех присутствующих, и вдруг его взгляд падает на одного зэка, который по паспорту числится русским.
– А ты Фролов, что тут делаешь? Ты же русский!
– Нет, я еврей.
– А-а-а, и тебя объевреили! – восклицает Журавков в изумлении.
То, что мы не испугались и не разбежались, а, наоборот, с презрением глядя на офицера, остались стоять, и, более того, приобщение русского к еврейской субботе совершенно сбило замполита с толку, и он удалился в сопровождении своих «ментов».
    В тот раз нас не наказали. Старая история обрела новое звучание. Советские мараны перестали бояться.

 

"Шаббат в доме марранов", XV в.