В городе Дубно, на Украине, родился в 1937 г. в еврейской семье мальчик, которого назвали Тувья. Заметим, что это было за два года до соглашения между Россией и Германией о разделе Европы. Родители мальчика (папа—часовой мастер) по какому-то внутреннему наитию увезли годовалого ребенка подальше от Молотовых и Риббентропов… В Аргентину, в которой в конце XIX века известный миллионер барон Гирш, намереваясь создать убежище для гонимого еврейского народа, купил обширные земли. Правда, Коэны (так звали эту семью) поселилось не в аргентинских гасьендах, а в столице — Буэнос-Айресе.Там приезжие евреи продолжали жить примерно так же, как и в Дубно — еврейское местечко в чреве большого города.
Так же, как и на Украине, продолжали в Аргентине мечтать о свободе, равенстве, братстве — еврейском утопическом социализме. Вторая мировая война прошла как-то мимо. Хотя в Дубно погибли близкие, весть о Катастрофе пришла только к концу войны. Но зато известие о создании еврейского государства задело за живое.
Земли барона Гирша не помогли — евреи и здесь чувствовали себя в изгнании, особенно после прибытия в Латинскую Америку беглых нацистов. Община размежевалась — часть ушла в троцкизм, революционное переустройство общества, ассимиляцию, а часть — в сионизм. Подросток Тувья оказался на перекрестке — стал членом крайне левой молодежной сионистской организации.
Однако самым главным в его жизни была живопись. В Аргентине сложилась неплохая художественная школа, пополненная европейскими беженцами. Парнишка оказался очень способным. Он окончил Академию искусств. Потом Париж, Сорбонна, Монмартр… Короче говоря, к середине 50-х гг. это был типичный представитель творческой богемы с суперавангардистскими идеями абстрактного искусства. Но тут — снова вспышка национальных чувств: атаки арабского террора и в ответ — Синайская кампания 1956 г. Сионист Тувья вместе с молодой женой решают совершить алию и строить социализм в одном из левых киббуцев в Галилейских горах.
Киббуц на берегу озера Кинерет, среди гор, населенных воспоминаниями о еврейских мудрецах и повстанцах времен разрушения Второго Храма: раби Шимон бар Йохай, раби Иеуда бар Илей, раби Иегуда а-Наси. Глаз художника разговаривал с его душой. В Галилейских горах еврей не может остаться равнодушным. Он слышит и видит нечто, что заставляет усиленно биться его сердце. И хотя звуки эти еще не оформились в осмысленные слова, они явно звучали диссонансом по отношению к социалистическим словопрениям на собраниях товарищей в киббуце. Советский Союз был для них светом в окошке и примером для подражания. Искусство должно было служить идее, и вообще хороший тракторист был гораздо ценнее, чем какой-то мазилка, даром тративший деньги на краски. Кроме того, Тувья почему-то не изжил мелкобуржуазных привычек. Ему почему-то нужно было общаться со своими детьми, которых по законам киббуца положено было держать в детских домах, чтобы не мешали. В общем, он не очень вписался в строительство социализма, и киббуц решил послать его в Америку для вербовки новых членов: художник-абстракционист — хорошая реклама для привлечения еврейских интеллектуалов.
Однако вместо того, чтобы поучать других, Тувья сам стал искать объяснение смысла тех звуков, которые звучали для него в Галилейских горах. Так он оказался в «Севен севенти» — месте пребывания духовного наставника ХаБаДа раби Менахема Менделя Шнеерсона. Ему сказали, что здесь он может задавать вопросы. Как-то, выходя из центра ХаБаДа, Тувья хотел снять кипу, которую он одел только для посещения синагоги, но постеснялся сделать это посреди улицы. «Вот зайду в метро, там сниму»,—решил он. Но и в метро были люди. Переходя из вагона в вагон он, наконец, дошел до последнего, в котором сидели несколько пуэрториканцев: «Уф, наконец-то, можно снять кипу». И тут же устыдил себя: «Смотри, Тувья, до чего ты дошел, только перед ними тебе не стыдно». Так он и остался в кипе до сего дня.
Казалось бы, случай. Но для человека мыслящего и чувствующего такие вещи не проходят даром. Вернувшись в киббуц, Тувья решает начать зажигать субботние свечи, делать кидуш и молиться. Оказалось, что в киббуце было еще несколько людей, услышавших голос отцов, — собрался миньян…
Социализм был хорош для Восточной Европы начала века. Земля Израиля ждала от своих возвратившихся сыновей гораздо большего. Надо было только услышать ее шепот.
Наконец, настал день, когда семья переросла ценности киббуцной жизни. Сорокалетний Тувья с женой, тремя детьми, без гроша за душой оставляет киббуц и приезжает в Святой Иерусалим. «К свету», — как он говорит. Провидение направляет его, и он оказывается в кругу учеников великого провидца возрождения Израиля — рава Авраама Ицхака а-Коэна Кука. Тувья Коэн начинает благословлять свой народ любовью и миром.
Рав Тувья Коэн, наш современник, известный израильский художник-абстракционист, профессор искусства в религиозном женском колледже Орот (и к тому же дед 20 внуков, старший из которых в этом году пошел в армию), приглашает вас в Израиль учиться заново видеть и слышать голос земли отцов.
…через Севен-севенти (штаб-квартира ХаБаДа
в Нью-Йорке)…
… в святой Йерушалаим
