Я бодро топал по дороге, спускавшейся от ворот поселения к шоссе. Мне нужно было ехать в Йерушалаим и не хотелось дожидаться автобуса, который придет только через полтора часа. К тому времени я планировал уже добраться до города без особых трудностей на попутной машине и, причем, бесплатно — за проезд берут деньги только таксисты.
Шлепая сандалиями, обутыми на босу ногу, по раскаленному солнцем асфальту, я поминутно оглядывался и прислушивался — вдруг какой-нибудь водитель не догадается притормозить и пролетит мимо. Но, увы, кроме жаркого марева над дорогой и жужжания пчел, не видно было и не слышно никого и ничего. Это меня вовсе не смущало, внизу, на шоссе обычно много машин, на одной из н их я и уеду.
По обе стороны дороги спускались по ступеням терасс арабские поля, по земле стелились лозы винограда, прикрывая широкими, тяжелыми от пыли листьями зреющие грозди.
Спустившись вниз, я перебежал на другую сторону шоссе. Дорога оставалась пустынной — придется подождать. Я устроился в тени под крышей автобусной остановки…
Время тянулось монотонно и вяло. Странно было то, что движение на дороге замерло совсем. Тишина давила. Я изредка поднимал глаза на гору, на склоне которой плотно сидели каменные двухэтажные дома, утопавшие в зелени садов. Это первые жители нашего поселения уже построили целую улицу. А мы пока обретаемся в караване…
Посмотрев направо-налево, я даже плечами пожал: где машины, куда все подевались? Даже военный джип не проехал.
По дороге с юга, со стороны Хеврона, неспешно приближался ослик. На нем восседал старик: лица не видно издали, но седая борода была заметна даже на расстоянии. А на лоб, почти на глаза, ниспадала накидка. Ослик привычно семенил, выплывая из марева, мотая иногда головой, постепенно приобретая четкие очертания. Так ездят многие местные арабы, перевозя на ослах разные грузы: дрова, мешки, воду в больших канистрах…
Я смотрел почти равнодушно, но на всякий случай и не очень расслаблялся — вдруг и не старик это… Он поравнялся со мной, повернул голову, наши взгляды встретились. Глаза его смотрели остро, пронзительно, но без неприязни и ненависти, а как-то внимательно, строго, испытующе. Я почему-то подумал: «Странно…». А что странно — не успел додумать, рядом, как-то неожиданно притормозил автомобиль: «Эй, друг, куда тебе? В Йерушалаим? Садись, поехали».
Естественно, я не стал долго раздумывать и тут же уселся рядом с ним. На мгновение я вообще забыл о старике, а когда вспомнил — обернулся, потом посмотрел вперед и на водителя. Вид у меня был, наверно, растерянный. Водитель поднял брови: «Забыл что-то?» — «Да нет, ничего».
Но где же старик?
Я вдруг вспомнил, что было странным… Старик выглядел несколько необычно: одет по-восточному, но не как араб (я не видел у арабов таких странных накидок), он вообще не похож на араба, у него вид… пророка! Этот острый взгляд… Местные жители арабских деревень смотрят иначе: равнодушно, часто с опаской или враждебно. А какой у него осел — белый? Возможно ли такое? В самый обычный день идет Машиах в Йерушалаим?! Может, мне просто все это приснилось, пока я ожидал попутку?
Я опять посмотрел на водителя: «Ты видел старика на ослике? «Он пожал плечами: «Не припомню, не обратил внимания, а зачем тебе?» — потом улыбнулся ободряюще: «Все будет хорошо! Машиах придет!» Эта почти дежурная фраза прозвучала неожиданно.
Он включил радио. Передавали новости, никаких отклонений — политики спорят, депутаты ругаются, армия воюет, солнце светит, дождя не будет.
Мы неслись по пустому шоссе, справа оставался Бейт-Лехем, впереди — Йерушалаим. Скоро приедем, и мне выходить.
Дорога на Бейт-Лехем
