Многие события, происходящие в наши дни, напоминают об эпохе Антиоха Эпифана.
Сегодня мы много говорим о тех вещественных, физических угрозах, которым подвергаются евреи в Израиле и во всем мире. Среди этих угроз и террор, и рост антисемитизма, и антиизраильская политика многих стран. Однако это вовсе не единственная и, быть может, даже не основная угроза существованию нашего народа. На одного еврея, погибающего от рук врагов (да сотрутся их имена), приходится десяток евреев, погибающих от ассимиляции незаметно, не покидая своих теплых домов и благоустроенных кабинетов. Еврейское население Великобритании за 40 лет уменьшилось примерно на 100 тысяч, притом, что в Израиль и другие страны отсюда иммигрировало всего 29 тысяч евреев.
Несмотря на подобную статистику, мы зачастую чувствуем себя вполне комфортно в Нью-Йорке, Лондоне, Москве, Берлине. Для того, чтобы мирно сосуществовать с окружающими культурами, от нас требуется не так уж много – быть цивилизованными гражданами цивилизованного мира, не противопоставлять себя другим. Конфликт с нееврейским окружением начинается только тогда, когда мы заикаемся об особом еврейском пути и начинаем действовать во имя непонятных окружающим идеалов.
Эллинизированные сирийцы в эпоху Антиоха ничего не имели против евреев как народа. Эллины были плюралистами, выступали за равноправие и гармоничное развитие культур. В их планы изначально не входило запретить еврейского Б-га. Они лишь требовали, чтобы евреи признали право греческого Зевса на параллельное существование в качестве божества. Бейт-мидраши могли действовать – при условии, что рядом с ними вырастут здания греческих гимназий…
Перенесемся вновь в другую эпоху. Во время похода Наполеона на Россию в 1812 году многие евреи видели во французском императоре избавителя, который спасет их от беспредела, происходящего в царской России – от черты оседлости, бесправия, рекрутчины, погромов. И неожиданно прозвучал голос рабби Шнеур-Залмана из Ляд, во всеуслышание заявившего, что в войне следует поддержать Россию. Тогда мало кто понял, почему Любавичский Ребе призывает поддержать русского царя. И только через десятилетия стал понятен его выбор. В демократической Франции значительная часть евреев, освобожденных конституцией и уравненных в правах с французами, ассимилировалась и растворилась в течение двух-трех поколений. В то же время евреи, жившие в Российской империи, несмотря на ужасные условия жизни и постоянные преследования, сумели сохранить свою самоидентификацию.
Такую же двусмысленную роль сыграла в Советском Союзе ненавистная "пятая графа": перекрыв миллионам людей дорогу в институты и лишив их возможности профессиональной карьеры, она в то же время в условиях духовной тьмы не давала забыть о своей принадлежности к еврейскому народу.
Но едва ли стоит ностальгически вздыхать о местечке, старых добрых царских временах или советской власти. Нет ничего хорошего в нищете, бесправии, голоде и погромах. Птица не поет в клетке – и еврейский народ в подобных условиях может лишь отчаянно бороться за выживание, но никогда не сможет раскрыть свое величие и приблизиться к реализации своего истинного предназначения. Но когда кажется, что оковы упали, следует задать себе вопрос – действительно птица обрела свободу или клетка всего лишь стала более просторной и благоустроенной? Девятнадцатый век показал, что в изгнании не существует гарантий физической безопасности. Двадцатый научил тому, что даже самое благополучное изгнание – не более, чем светлая и уютная клетка…
Напрашивается мысль о том, что полноценная реализация народа возможна только в Святой Земле – той земле, которую сам Творец определил как подходящую для нас среду обитания.
Но великий урок Хануки даже не в этом. Ведь как раз тогда наш народ жил в своей земле, и никто не собирался его оттуда насильственно изгонять. Тем не менее, наши Мудрецы называют этот период "греческим галутом" и говорят о тяжести этого изгнания. Культурная ассимиляция, в отличие от этнической, возможна даже в Эрец Исраэль. Было бы неверным думать, что в ту эпоху сторонниками ассимиляции была горстка злодеев, которые тайком протащили статую Зевса в Иерусалимский Храм и открыли подпольную гимназию с преподаванием на греческом языке. Сторонники ассимиляции – "митъявним" – составляли большинство. Война Маккавеев была изначально войной гражданской, в которой еврейские сторонники традиции победили еврейских же сторонников ассимиляции. Когда настал "момент истины", простой народ поддержал Маккавеев в их борьбе. И только после этого война стала отечественной – за освобождение Храма, Иерусалима, Земли Израиля.
В наши дни мир бы намного лучше относился к Израилю, если бы Израиль согласился с ролью заурядного демократического государства западного образца. И соблазн пойти по этому пути достаточно велик – как и во времена войн Хашмонаев. Но возникает вопрос: какое место отвели бы нам наши "наставники" в демократическом интернациональном Израиле? В лучшем случае мы оказались бы в положении бесправного нацменьшинства.
Ханука научила нас тому, что захватчики никогда не ограничиваются насаждением своей культуры. Когда евреи начинают уступать, ситуация меняется: на место навязчивых просьб быть толерантными и "мыслить широко" приходит угроза смертной казни за соблюдение субботы.
Для того, чтобы быть птицей, недостаточно покинуть клетку и оказаться на свободе. Надо еще вспомнить о том, что предназначение птицы – летать и петь. Надо заняться своим настоящим делом. И тогда у нас будут силы, чтобы зажечь ханукальный светильник и самим стать источником света, изгоняющего из мира тьму.
Йегуда Маккавей освящает
жертвенник 25 Кислева. Гравюра
XVII в.
