«Жизнь и смерть – у языка, а кто любит ее (жизнь) – будет есть плоды ее», – пишет книга Мишлей.
Мидраш рассказывает: «Заболел персидский царь, и сказали ему врачи, что не будет ему исцеления, пока не принесут молока львицы. И сказал один человек царю: «Я принесу тебе львиное молоко. Только дай мне десять козлят». Дали ему десять козлят, и отправился он к львиному логову. И была там львица, которая кормила детенышей молоком. Встал он поодаль и бросил ей одного козленка, и съела его львица. На другой день подошел поближе и бросил ей другого козленка. И так делал каждый день, пока не подпустила его львица, и играл он с ней, и взял немного ее молока. Отправился человек обратно, но на половине дороги приснился ему сон, будто все органы его тела начали спорить друг с другом. Ноги говорили, что они самые лучшие, и если бы они не привели его на это место, то нельзя было бы достать львиного молока. Руки говорили, что если бы они не набрали немного молока, то не с чем было бы возвращаться. Потом заговорил язык и сказал, что если бы он не заговорил перед царем о львином молоке, то ничего бы вообще не произошло. Набросились на него все части тела и говорили: «Как ты смеешь уподобляться нам? Ведь ты живешь в темном и скрытом месте!» Сказал им язык: «Сегодня же вы признаете, что я – царь над вами». И вот проснулся человек, и запомнил сон свой, и пошел к царю. И только впустили его в царские покои, как он сказал: «Господин мой, царь, вот я принес тебе собачьего молока». Рассердился царь и сказал: «Я просил принести львиного молока. А ты принес собачьего?!»
– и велел повесить того человека. И сказал опять язык всем частям тела, которые плакали: «Если я спасу вас, признаете, что я царь над вами?» И попросил человек сказать царю, чтобы он попробовал молоко, ибо оно излечит его, т.к. когда он сказал «собачье молоко», то имел в виду «львиное». (Слово «собака» в арамейском языке близко по звучанию к слову «львица», и львицу на арамейском иногда называют собакой.) И проверили мудрецы то молоко и признали, что это молоко львицы. И сказали все части тела: «Вот, мы согласны с тобой, что жизнь и смерть у языка».
Всевышний дает, а человек воспринимает. Глаз видит и оценивает, сердце желает, язык дает определения. Даст хорошее имя, подчеркивая хорошую сторону, или даст плохое имя, подчеркивая плохую сторону мира, – от этого зависит все. Если человек дает дурное имя – это значит, что он не в состоянии воспринять добро, которое дается ему Всевышним. Глаз его не может увидеть благо (которое всегда скрыто) – он воспринимает только внешнюю оболочку. Сердце не хочет устанавливать никакой связи с объектом, человеком или делом – и язык дает имя, указывающее на то, что это является посторонним – плохим, тем, от чего следует отдалиться.
Конечно же, не все в мире – благо. Есть и зло, привнесенное первым грехом человека и испорченностью поколений, последовавших за ним. Это зло должно быть исправлено, и исправление начинается с того, что человек говорит правду и называет вещи своими именами: злодейство злодейством, а праведность – праведностью. «Скажите о праведнике, что он благо… Горе нечестивому, творящему зло, ибо по делу рук его будет воздано ему» (Йешаягу 3:11). Но при этом есть обязанность увидеть хорошее. И если есть две стороны – положительная и отрицательная – есть обязанность выделить положительное. Поэтому мудрецы и говорят, что главное хорошее качество для человека – «хороший глаз и доброе сердце» (Авот). Иными словами – умение видеть хорошую сторону и желать хорошего.
В недельной главе Тазриа приводятся законы о заболевшем цараат. Это кожное заболевание, приводящее к появлению белого налета на теле человека, не связано с каким-либо вирусом и не является инфекционным. Оно возникает только у тех, кто не умеет пользоваться своим языком и говорит дурное о еврейском народе, Земле Израиля или Всевышнем. Эта болезнь посылается небесами и может быть излечена только ими. С больным цараат запрещено общаться, он должен жить за пределами городской стены. И в этом наказание по принципу мера за меру: тот, кто не захотел использовать дар речи во благо, лишен возможности общения. Больному цараат запрещен вход в Храм до полного выздоровления и очищения. Этот запрет указывает на гнев Всевышнего, который не хочет видеть пораженного цараат «перед Своим Лицом». Заболевание цараат по своим симптомам похоже на проказу, но не имеет с ней ничего общего. Речью, на самом деле, могут быть не только слова, но и поступки человека, которые указывают на плохие стороны еврейского народа целиком или его праведников. Примером могут служить Мирьям, говорившая дурное о Моше, Гехази, слуга Элиши, взявший плату у человека, излеченного пророком, в то время как ему было велено не делать этого, и царь Узиягу, который хотел принести воскурение в Храме, не будучи коэном (его действие – если бы ему удалось его совершить – стало бы ложным свидетельством, опровергающим истинность всей Торы). Человек, заболевший цараат, называется мецора. Мудрецы говорят, что это слово образовано из двух слов: моци и ра – моци шем ра («тот, кто придумывает дурное имя»). Человек волен ориентироваться на внешнюю сторону или на внутреннее содержание. Давая дурное имя тому объекту, в котором скрыты хорошие потенциалы, он отрицает возможность проявления добра как для себя, так и для других. Поэтому жизнь (доброе и светлое, наполняющее человека радостью и продлевающее его существование) и смерть (которую приближает все плохое, разочарованность и страдания) – в «руках языка».
В стихе «Это закон для мецора…» содержится намек на то, что занятие Торой – главное исправление ущерба, нанесенного языком человека. «Лекарство для языка» – так называет Тору царь Шломо в своей Книге Притчей – Мишлей.
