Белоснежный автобус «Мерседес» со скоростью 100 километров в час несет по просторам Украины сорок пять израильских туристов – врачей, профессоров, инженеров, военных на службе и отставных… У каждого из них затерялся на Украине маленький кусочек судьбы – страница в фотоальбоме, рассказы отца, бабушкина девичья фамилия. И вот – приходится покупать тур и ехать из солнечного Израиля в далеко не самую удобную для путешествий страну, чтобы вдохнуть воздух местечек и городов, увидеть покосившиеся дома, древние синагоги, огромные заросшие бурьяном кладбища Волыни и Галиции… Проехать по штетлу, где жили предки, увидеть реку Збруч, через которую переплыл дедушка, удирая из России в Польшу, а оттуда в Палестину…
Психологи называют такие путешествия «завершением кругов». Я в этой поездке – не турист в поисках корней, а гид, тот, кто помогает завершать круги другим. Но часто, когда я иду по улицам галицийских местечек, мне кажется, что я Хорон – провожатый в царстве теней. Нет, не потому, что жизнь здесь замерла. По-прежнему трусят по обочинам дороги лошадки, играют во дворах дети, расцветают яблони и груши. Однако для евреев этот мир мертв. Ветер над городами и местечками катит обрывки разоренной и сожженной еврейской цивилизации Восточной Европы. Цивилизации, которая пришла сюда, цвела, боролась за существование, говорила на идиш и молилась на иврите, писала комментарии к Торе и романы о местечковой жизни, создала хасидизм, сионизм, символизм, ревизионизм, породила множество великих идей и немало безумных – и исчезла безвозвратно в котлах Первой мировой, Катастрофы, советского режима. Даже редкие исключения – еврейские старички, уцелевшие крошечные общины – только подтверждают очевидный факт: эта глава нашей истории закончена.
Об этом думаешь во Львове, глядя, как в тени развалин «Золотой Розы» – взорванной немцами синагоги, где молился и преподавал Тору великий рабби Давид а-Леви, автор знаменитой книги «Турей Захав» – уютно дремлют местные алкоголики. Они не назло. Они просто живут здесь – и делают это так, как умеют и считают нужным. Это мы, экскурсанты, тревожим их покой.
Об этом же думаешь, когда посещаешь Шаргород – последний уголок земного шара, где сохранились целые кварталы штетла (местечка) 18-го века. Постоялые дворы, подвалы бывших еврейских лавок, величественная синагога-крепость, построенная в 1589 году, могилы праведников – учеников Баал Шем Това – на старом кладбище. Население Шаргорода не изменилось за 400 лет: и тогда, и сейчас – около 10 тысяч. Только сейчас это население большого поселка, а тогда Шаргород был одним из крупнейших торговых городов Подолии – единственным, где, согласно личному распоряжению польского короля, проходило четыре ярмарки в год. Именно поэтому целую улицу в местечке занимали фундаки – многофункциональные «заезды», объединявшие в себе гостиницу, ресторан, магазин и паркинг (для лошадей, конечно, а не для «мерседесов»). В самом большом и крепком из «фундаков» много десятков лет жила баба Рива – женщина таинственная и деловая. Точного возраста своего она не помнила. До моего отъезда в Израиль я видел бабу Риву иногда до 5 раз в год (так получалось), и каждый раз она представлялась визитерам разными именами: Сара, Шура, Фира… Тайну настоящего ее имени опрометчиво выдала соседка, крикнувшая как-то раз: «Баба Рива! Йдыть до хаты – до вас дэлэгация!» Спросил я старушку – почему же вы настоящее имя не называете? Баба Рива уставилась на меня, будто я умалишенный: «Азухн вэй! Вас тут приезжает по сотне в год! Чтобы каждый мое имя знал?! А вдруг сглазят или порчу наведут?» Под домом бабы Ривы находился подвал для хранения пороха, вырытый турками в конце 17-го века. За 10 долларов (и ни центом меньше!) старушка брала свечку и вела экскурсию в погреб – 50 метров в длину, не врала – а еще за доллар разрешала зайти в свое жилище и посмотреть на старую мезузу. Давать ей деньги было не жалко – можно себе представить, какая у нее пенсия, родных нет, а групп за целый год едва ли полдесятка наберется. Этим летом, ведя группу по той самой «улице с фундаками», я уже начал было фразу: «А вот и дом бабы Ривы…» – и осекся, увидев забитые ставни, толстый слой пыли, разбитую форточку. Невозмутимый сосед красил в любимый на Украине ярко-голубой цвет стену древнего трактира, облицованную свежим кирпичом. У меня так и не хватило духу спросить, что с бабой Ривой – уж слишком невелик был шанс услышать неожиданный ответ… Зато мои израильтяне-туристы начали наперебой возмущаться по поводу хозяйственной деятельности соседа. Как можно уничтожать исторический вид древних кварталов! Красить стену 18-го века голубой краской! Зашпаклевывать углубление, где находилась мезуза! И вообще – вся эта территория должна стать заповедником местечковой архитектуры! Здорово, я согласен. Только как объяснить местным жителям, пусть за копейки, но все же купившим все эти дома, что они из любви к истории должны жить в развалинах из глины с соломой 18-го века? Из уважения к евреям, которых больше нет? Как объяснить директору сокоморсового завода, который уже 50 лет находится в здании древней синагоги, что его долг – свернуть производство и немедленно открыть музей, который посетят один раз в месяц?
В подобных поездках всегда поджидают сюрпризы. В крошечном селе Терновка между Уманью и Бершадью обнаружились не только еврейское кладбище и братская могила жертв Катастрофы (их нет разве что в гуцульских селах и на косе Тузла), но и единственный живой еврей по имени Яков Шпуль. Ему 84 года. Яков, прыгая с украинского на забытый идиш, рассказывает, что один раз в году, перед Йом-Кипуром, он садится на автобус и едет в райцентр Бершадь. Там, в покосившейся глинобитной синагоге, он и еще десяток бершадских стариков читают Изкор – поминают своих умерших. Больше про евреев и иудаизм Яков ничего не помнит. Мы желаем ему дожить до ста двадцати, а он серьезно спрашивает: «Зачем?»
Буск, древний восточный форпост Великого княжества Литовского. Здесь шли ожесточенные споры раввинов с франкистами – последователями еретика и лжемессии Якова Франка; здесь найдено самое древнее еврейское надгробие на территории Украины (1396). В Буске находится знаменитая «синагога-кубик» – построенная 200 лет назад в форме правильного куба, с удивительными росписями, лепниной, колоннами. Конечно же, изуродованная после войны, побывавшая и складом, и спортзалом, и жилым домом.
Подъезжаем к синагоге – и застываем. После развалин, увиденных в других городах, не верим собственным глазам: полным ходом идут реставрационные работы. Снесены уродливые пристройки советского периода, вставлены стекла, вынесен мусор. Реставраторы явно профессионального вида озабоченно выверяют что-то в чертежах, рабочие на лесах подправляют лепнину колонн. Увидев нас и узнав, что мы из Израиля, радостно машут руками, приглашают войти, с гордостью рассказывают о проделанной работе. Непонятно только предназначение возвышения, похожего на сцену, с литой чугунной кафедрой у восточной стены – там, где должна быть ниша для свитков Торы. Да еще не хватает двух лепных Скрижалей Завета над нишей… И тут я замечаю скромную табличку, которая сообщает, что Евангельская церковь святого духа восстановлена на месте древней синагоги и будет освящена никак не позже рождества… Перевожу. В зале повисает тишина. Нерелигиозный с виду отставной полковник шепчет на иврите: «Лучше бы они все это взорвали…»
Дай совет, Всевышний, что же нам со всем этим делать?
Как защитить память и честь нашего духа, нашей культуры, наших предков, умерших и убитых здесь? Разрушить все своими руками, чтобы не осквернили другие? Судиться со всем миром, пытаясь превратить в заповедник каждое галицийское местечко, построить музей в каждой из тысяч древних синагог? Воевать за пол-Польши, треть Украины? Увезти с собой каждую надгробную плиту, каждый след от мезузы, каждую прохудившуюся крышу с невидимым скрипачом? А быть может, наоборот: сохранить этот затерянный мир нашего прошлого в памяти цифровых фотоаппаратов, перенести на плакаты тель-авивских музеев – и уйти, горько вздохнув, но не оглядываясь назад?
И ехал я в автобусе, и заснул, и услышал голос: надо беспокоиться о том, что ты в силах изменить, здесь же ничто нам не подвластно, кроме памяти. Бессмертны души тех, кто лежит на этих кладбищах, бессмертны души, возносившие когда-то молитвы в этих синагогах. Бессмертны книги, написанные рабби Давидом а-Леви, хотя дом учения его осквернен и разрушен.
Мы все ездим, и ищем, и жалуемся на варварское отношение – но все осколки святости, упавшие в далеких землях, все синагоги, и йешивы, и дома, и даже подвалы с лавками уже давно слетелись и собрались вместе там, где собирается все разбитое и потерянное – у Храмовой горы. Здесь ждут они, когда же наконец мы устанем ездить, спорить и воевать с ветром, и займемся делом, и полюбим друг друга, и приведем своими делами Машиаха, и отстроим Храм. Тогда взлетят все святые синагоги – из Шаргорода, и Буска, и Львова – и станет каждая из них камнем в основании Храма. И соберутся все евреи на Масличной горе, напротив дворов Храма: рабби из Перемышлян, и баба Рива, и Яков Шпуль, и бабушка полковника в отставке, убитая петлюровцами, и тысячи тысяч тех, кто похоронен в братских могилах – и взойдут туда, где только свет, где Он один и Имя Его единно
.jpg)
Синагога в Жолкве
Синагога "Золотая роза"
нач.ХХ века
Еврейский Шаргород
Вижница. Кладбище…
