С д-ром Арье Моргенштерном беседует Шмуэль Лерман Иерусалим 19-го века. Читателю, который перелистывает случайные книги и альбомы, Иерусалим тех времен представляется через призму зарисовок углем, изображающих стены Старого города, или фотографий, на которых видны убогие евреи, пробирающиеся по темным обшарпанным переулкам. Все это навевает мысли о загнивающем обществе, живущем за счет денег "халуки"[1]. Это впечатление не меняется и тогда, когда мы читаем о попытках выбраться из тесноты Старого города и основать новые жилые районы вне его стен. Сионизм? Он начался с Герцля или, на худой конец, с Ховевей Цион. Менахем-Мендл из Шклова? Йеошуа Ривлин? Йоэль-Моше Саломон? Погодите-погодите, Саломон? А, это тот самый, из песни про Петах-Тикву? Какое он имеет отношение к сионизму? ...

По всей стране собирают золото, чтобы отливать из него храмовые принадлежности; серьезно взвешивается план построения на Храмовой Горе синагоги; а в последнее время предпринимаются шаги для принесения жертвоприношения на том месте, где когда-то стоял жертвенник. Восхождение на Храмовую Гору - поступок, ранее считавшийся привилегией одних только мечтателей - завоевывает все большую популярность среди религиозной общественности; параллельно власти снимают некоторые из ограничений, налагаемых на поднимающихся туда людей, и принимают более строгие меры против беснующихся мусульман. Корреспондент "Макор Ришон" взошел на Храмовую Гору, посмотрел, что там происходит, и постарался не войти в "черный список" ВАКФа. "Макор Ришон", 9.4.04 ...