Я получал Тору пять или шесть раз.
Не может быть? Сейчас я все объясню.
Первый раз в 1968 г., когда мне прислали из Израиля Хумаш в русском переводе, хотя и с «ятями». Тогда я собрал небольшую группу ребят, и мы пошли в синагогу, чтобы почитать Тору. Появление молодых студентов в рижской синагоге поразило синагогальных служек, докладывавших обо всем «куда надо». Атмосфера была неуютная, на носу были экзамены, и после двух встреч все кончилось. Правда, благодаря этому визиту я как бы получил «входной билет» в синагогу. Дело оказалось не таким страшным, и я даже стал иногда ходить на субботние молитвы, а заодно дочитал Хумаш до конца.
Примерно с таким багажом за попытку бегства в Израиль я попал в тюрьму КГБ. И тут я получил Тору второй раз, правда, уже после следствия, в уральских лагерях. Мой подельник Зээв Залмансон, с помощью своего отца, приехавшего на свидание, и благодаря большой сумме денег, заплаченных надзирателю, смог пронести в зону ТАНАХ и Сидур. ТАНАХ я прятал среди зековских бушлатов в лагерной сушилке и в свободное время изучал его в «ленинском уголке», который, естественно, кроме антисоветчиков посещался только дежурными офицерами. Здесь меня и застукали во время изучения седьмой главы книги Иова, и ТАНАХ был конфискован как антисоветская литература. Благо, через некоторое время за соблюдение заповедей меня присудили к трем годам тюрьмы. По дороге во Владимирский централ, то есть во время этапа в «столыпинском заквагоне», гуманная советская власть разрешила мне подержаться за ранее конфискованные вещи, в их числе был и ТАНАХ. За сутки мне удалось перелицевать его в сборник речей Л. И. Брежнева на языке идиш. Сделал я это очень просто – вырвал титульный лист из сборника, который был «в законе», и вклеил его раскатанным хлебным мякишем в ТАНАХ. После шмона, по прибытии в тюрьму, я получил на руки этот «сборник, напечатанный в Главлитиздате». Эго было третье получение Торы. И теперь для ее изучения у меня было в запасе три года. Мудрецом я за это время не стал – сказывались тюремная тусовка, скученность и голодуха – но занимался постоянно, не бездельничал.
Через три года меня вернули в 36-ю зону Дубравлага. Я отправился в путь с целым чемоданом религиозной литературы. За этот чемодан я очень волновался. Дело в том, что во Владимире менты искали у заключенных воров деньги, оружие и наркотики, и на мой невинный обман с брежневским сборником они «не врубились». 36-ая же зона была «политическая», там знали что шмонать. Но и тут Б-г мне помог. Попав на зону, я через сутки был выпущен из карантина. А чемодан я оставил на «дошмон» – в надежде, что как-то проскочит. Так и получилось. Трудно объяснить все лагерные хитрости, но в конечном итоге я явился на вахту в переменку надзирателей, и те по глупости выдали мне непроверенный чемодан. Тут как хотите – можно это считать за самостоятельный раз или за продолжение третьего раза получения Торы.
Но настоящие трудности были впереди. Меня стали преследовать за преподавание еврейских наук заключенным евреям, провели шмон и конфисковали весь мой драгоценный чемодан. Тогда я решил, что Б-г наказал меня за то, что много лет я не соблюдал постов Йом Кипур и Тиша бэав. Поэтому я решил объявить пост – голодовку (мокрую) – до победного конца. Конечно, голодовкой КГБ не запугаешь. Но я договорился со своим другом, героем украинского народа, паном Зиновием Красивьским (светлая ему память), который отправлялся в ссылку в Тунгусский край с правом посещения родственников. Так сообщение о моей голодовке попало в ООН, в комиссию по правам человека.
Тем временем я сидел во внутренней лагерной тюрьме ПКТ и был занят записыванием по памяти стихов Торы. Свои записи я ухитрялся передавать молодому еврею Дану, сидевшему в соседней камере. Я так и вижу себя на 40-ой день сидения в карцере за голодовку во имя получения священных книг. И тогда я подумал: «Точно Моше на горе Синай во время получения Торы на 40-ой день». Это было ощущение высшего блаженства. Это было пятое получение Торы. Ибо хотя я писал ее для Дана, истинным получателем Б-жественного Учения был я сам.
А на 56-ой день голодовки явился разгневанный замполит – «снова Вы боретесь против советской родины». И я понял, что вопрос о моих книгах поставлен в комиссии по правам человека – поэтому он так бесится. Поскольку здесь были затронуты высшие государственные интересы, часть книг была возвращена сразу, а часть – позже. Под взорами изумленных зэков я вышел из карцера с отвоеванными книгами. Это было подобно схождению Моше рабейну со скрижалями с горы Синай.
Но самое главное – это то, что благодаря моей борьбе за святые книги, международное общественное мнение вспомнило обо мне. На 11-ый год заключения я был лишен советского гражданства «за поведение, порочащее достоинство советского человека», и «выслан» на Родину, в Израиль. Так святые книги принесли мне свободу. Прибыв в Израиль, я сразу же поступил учиться в ешиву: сначала в Махон Меир, а потом в Мерказ а-Рав. Прошло уже больше 20 лет, а я продолжаю учиться. Дай Б-г, мое восхождение на гору Синай продолжится до конца жизни
