Трудно стать военным летчиком в Израиле. И конкурс на летные курсы очень большой, и отбор очень жесткий. Но самая интересная цифра – это процент отсева на этих самых курсах: в течение двух лет отсеивается восемьдесят процентов. То есть лишь каждый пятый доходит до конца курса и начинает непосредственно учиться на военного летчика. А чем же занимаются в течение этих двух лет? В основном – отбором. Проблема в том, что очень трудно понять, глядя на этих замечательных ребят, кто из них сможет стать настоящим военным летчиком, а кто – нет. Вот и приходится гонять мальчиков так, как нигде в армии их не гоняют.
И все эти трудности не кто-то придумал, "чтобы служба медом не казалась". Это те задачи, которые стоят перед современной израильской авиацией, диктуют. Поддерживать уровень "одних из лучших ВВС в мире" при относительном, на каждый самолет, бюджете, в три раза меньшем, чем в США – это задача не из легких.
Пятнадцать тысяч долларов. Столько стоит час полета на истребителе F-16. В течении подготовки каждый летчик должен налетать тысячи часов.
У американцев проблем нет: все, кто прошел предварительный курс, начинают летать на истребителях. Со временем становится ясно, кто может, а кто не может быть современным боевым летчиком. Сто миллионов больше, сто миллионов меньше – какая разница для федерального бюджета.
Вот и решило руководство израильских ВВС: необходимо понять, почему один курсант, в конце концов, становится летчиком, а другой – нет.
Если это определить, то к полетам будут допущены только те, кто с гораздо большей вероятностью смогут стать военными летчиками.
Все дело в скорости.
Средняя скорость самолета – несколько тысяч километров в час. Это значит, что скорость реакции летчиков должна стремиться к нулю. Современная техника делает все, от нее зависящее, чтобы время, которое проходит от решения летчика до того момента, когда оно реализуется в движении машины, сократить до минимума. Вы в курсе, что самые важные параметры полета регулируются мыслями летчика? Особый шлем с массой чувствительных электродов, который ловит импульсы, генерируемые мозгом пилота, расшифровывает их и превращает в конкретные команды: вверх, вниз, быстрее и т.д. – на самом деле все это гораздо точнее и интереснее.
Это, должно быть, уникальное ощущение – когда сверхскоростная машина подчиняется твоей мысли со скоростью мысли.
Но и сверхсовременная техника, и предварительный отбор по физическим показателям решают только часть проблемы.
Мы можем повлиять только на время, которое проходит от решения летчика до того момента, когда оно реализуется в движении машины. Но что остается по-прежнему закрытой для нашего вмешательства зоной – это непосредственное принятие решений летчиком. Кроме того, что это решение должно быть молниеносным, оно должно быть верным.
Но даже способность принимать быстрые и правильные решения – не то качество, которым летчики отличаются от не летчиков.
Принимать правильные решения в ситуации современного воздушного боя – это как раз то, чему учат, тренируют, натаскивают в течение курса подготовки военных летчиков (который продолжается пять лет и приравнивается к первой университетской степени). Это – очень сложно, но этому можно научить. Нельзя научить другому.
Именно из-за того, что ведение воздушного боя – это столь сложная задача, ошибки здесь совершенно неизбежны. И их все время приходится корректировать. Более того, то, что секунду назад было правильно, в следующую секунду нужно изменять на сто восемьдесят градусов. С такой ситуацией может успешно справляться только человек, который готов свои ошибки признавать и исправлять сразу. А девяносто девять из каждых ста – этого как раз делать не могут. Не знаю почему, но опыт показывает, что на замечание инструктора или диспетчера: "Ты взял немного левее, чем нужно", реакция большей части начинающих курсантов начинается на "но": "Но я же не заметил", "Но ведь в прошлый раз было нормально" – и тому подобное.
А правильная реакция – это не "Но", а "Да, спасибо", и одновременно с этим принятие решения, как совершенную ошибку исправить.
Выяснилось, что научить этому невозможно. То ли это врожденное, то ли – с детства привитые качества.
Зато научились в израильской авиации людей с такими способностями находить…
А теперь – внимание.
Понятно, что военная авиация только показывает в обостренной форме принципы, на которых стоит человеческая психология и мораль. Во всяком случае, как их понимает еврейское мировоззрение.
Проблема заключается в том, что совершать ошибки легко и просто, а исправлять, к сожалению, – больно, причем чем дальше, тем больнее. А главное, исправление ошибки – это не единственный из возможных вариантов. Второй вариант – ошибку не исправлять.
Признать ошибку – значит (как нам кажется) признать, что ты "плохой". А это больно и унизительно.
Зато есть масса способов не признать.
Во-первых, самое лучшее – это подделать действительность: "А так все и было! И даже еще лучше стало!" – короче, отрицать сам факт ошибки.
Если этот вариант не проходит – есть еще более универсальный способ: оправдание. Тут может помочь все: гены, тяжелое детство, классовая эксплуатация, Эдипов комплекс и т.п.
Фундаментальная ошибка, которая стоит за этой, столь обычной моделью поведения, заключается в том, что наш промах представляется нам непоправимым – а, следовательно, вина наша непростительна. И это ведет к самому страшному, к тому, что еще страшнее, чем отрицание и оправдание – к отчаянию.
Защищаясь от отчаяния, наше подсознание занимается отрицанием и оправданием. Но дело-то как раз в том, что исправить можно. Абсолютно все. Что для этого нужно? Прежде всего, твердо знать, что возможность возвращения – основа этого мира. Не бояться и не впадать в отчаяние.
Начать стоит с признания самого факта ошибки, а также своей полной ответственности за нее. Нужно попытаться ликвидировать отрицательные последствия, компенсировать ущерб. И самое главное, как ни банально это звучит, – не повторять ошибки снова. Все. В результате всех вышеперечисленных действий ошибка стирается со всеми своими следствиями, как это ни трудно представить.
Эти вещи, вроде, можно было узнать и от еврейских мудрецов. Но то, что помог мне понять застенчивый генерал Цвика, – это значение скорости. Ведь, в конечном итоге, при настойчивом объяснении, ошибку признают и попытаются исправить все, кроме совсем уж законченных негодяев. Но с каждой упущенной минутой исправить ошибку все труднее, само исправление становится сложнее: ошибка закрепляется, становится привычной. У нее появляются последствия, последствия последствий, и т.д.
Другое дело, если ошибку признать и исправить тут же. Как говорили в Одессе: "Быстро поднятая вещь не считается упавшей".
И здесь, конечно, идеален пример с подготовкой летчиков. Каждая попытка оправдаться, любое промедление с исправлением может обернуться поражением, провалом, даже смертью.
Надо сказать, что и про это можно прочитать в еврейских источниках. Так, Талмуд говорит, что мудрец (если это, конечно, настоящий мудрец), который совершил промах (и с ними такое бывает), назавтра уже совершает полную тшуву, и от промаха не остается и следа.
Что же получается? Что современными летчиками могут быть только мудрецы, или, скажем точнее, юноши, которые в потенциале могут стать мудрецами. А это уже оригинально – не правда ли? И заставляет о многом задуматься.
Например, о том, как должна выглядеть еврейская армия (в частности авиация), и как должны выглядеть еврейские мудрецы.
А вот что по этому поводу говорит сама Тора, рассказывая о том, как происходит мобилизация в еврейскую армию:
"И пусть еще обратятся надсмотрщики к народу и скажут: "Тот, кто боязлив и робок сердцем, пусть идет и возвратится домой, чтобы не сделал он сердца братьев его робкими, как его сердце" (Дварим, 20:8).
Рассказывали мне старожилы, что где-то в середине восьмидесятых решил Хайфский театр эту тему обыграть. На сцену вышло сначала полным-полно народу – "воинов", потом громко объявляли: "Кто недавно обручился с женщиной…" – и несколько человек радостно убегали. Потом объявили: "Кто боязлив и робок сердцем?" – тут ушли почти все, кроме трех почтенного вида старцев с трясущимися руками, которые и пошли воевать.
Действительно, смешно. Но почему там, в спектакле, остались именно старцы? Что они – меньше других "робкие сердцем"?
А потому, что автор пьесы знал не только текст Торы, что само по себе уже неплохо для хайфского театра, но и мнение раби Йосе Галилейского из Талмуда, которое цитирует РАШИ: "Боязлив и робок сердцем – это боящийся грехов, совершенных им". То есть причина того, что человек боится – в том, что он сознательно или чаще бессознательно знает, что "грешен". А кто же не боится? Праведники и мудрецы. То есть, в понимании (далеком от истины) автора пьесы – старцы, которые воевать-то неспособны.
Как мы уже говорили, мудрецов их грехи не беспокоят, потому что они их сразу исправляют. А что касается качеств, необходимых современному воину, то про это ведь и был наш рассказ: кого можно назвать по-настоящему современным воином, как не летчика – гордость израильской армии. Который, прежде всего, должен не бояться…
Многие мальчики мечтают о самолетах. Не скрою, я тоже. Но только теперь я начинаю понимать, что значит полет.
Желаю всем и себе тоже в новом году, чтобы если мы и не станем боевыми летчиками, то как минимум были достойными того, чтобы ими стать…
