В те годы, когда пирамида советской власти дала трещину, но еще не обрушилась (1987-1989
в Марьиной роще, в старой деревянной синагоге, чудом уцелевшей почти в центре Москвы, стали появляться евреи…
Кто заходил из любопытства, кто за компанию с друзьями, кто начинал искать самого себя, а кто – свои еврейские корни… Многие из них садились за длинный деревянный стол в углу большого зала, чтобы присоединиться к беседе на темы недельной главы Торы. Приходило много молодежи (хотя все еще можно было опасаться, что «засекут» и исключат из института или выгонят с работы, а потом посадят за тунеядство). Были и старики, которые застали еще николаевские времена, пережили три революции и две войны и плохо говорили по-русски, но из любопытства подсаживались к молодым. Заходило немало наших братьев и из кавказских республик. Они были похожи на большие корабли, уверенно прокладывающие свой путь на родину.
В наших беседах мы добрались до подробностей Исхода из Египта и, опираясь на мидраш, пытались представить себе величественную картину перехода через море: вот огненный столп преградил дорогу колесницам преследователей; вот подул ветер, и к утру воды поднялись стеной и застыли подобно ледяным глыбам, пропустили евреев, а потом обрушились на египтян, не оставив ни одного из них в живых; вот евреи вышли на противоположный берег, все еще напуганные тем, что египтяне могут догнать их; вот Мирьям взяла бубен и запела… И тут один из слушателей с сильным грузинским акцентом заявил: «Не так было».
Что ему не понравилось и показалось несоответствующим действительности, было трудно понять, и я не на шутку рассердился за такое грубое вмешательство в ход беседы. Я спросил его несколько агрессивно: «А вы откуда знаете?» – «Я сам видел», – уверенно сказал мой оппонент. Я, подобно булгаковским героям, впал в замешательство: а что, если это какой-нибудь переодетый ангел, который пришел указать на недостатки моего преподавания и на мою неосведомленность в еврейской истории? Поскольку видеомагнитофоны в то время водились преимущественно на Востоке, а американские шедевры на «библейские темы» не шли в кинотеатрах, то я не сообразил, что гость из солнечной Грузии достал где-то фильм «Десять заповедей» и, прокрутив его на своем видике, воспринял как документальную киноленту. Поэтому мой рассказ и возмутил его своим несоответствием «реальным событиям».
С того самого занятия я понял, что кино, хотя оно и является важнейшим из искусств, создает немалые проблемы именно своей наглядностью и убедительностью. При этом нельзя, конечно, отрицать и его положительные стороны: например, эмоциональный подъем, который охватывает тебя, когда видишь на экране огромную толпу бывших рабов, начинающих свой путь к свободе. Сделаны первые шаги – и вот громадная масса людей, волов и повозок приходит в движение. Еще ни у кого нет полной уверенности в будущем, еще неизвестно, куда идти… Но путь обратно уже отрезан. И это – Исход: слиться в единое целое со своими измученными неволей братьями и превратиться в каплю огромного потока, устремляющегося все с нарастающей силой к новой свободной жизни!
По всей видимости, наиболее сильной экранизацией рассказа об Исходе стала работа Стивена Спилберга «Принц Египта». Но, пробудив много положительных эмоций, она вместе с тем принесла в еврейский мир немало проблем. Легко заметить, что автор сценария далеко не всегда следует за текстом Торы. Так, например, маленького Моше находит не дочь фараона, как это написано в Торе (Шмот 2:5), а жена правителя Египта. Причины такого отступления от текста понятны: автору нужно сделать из Моше принца – беспечного избалованного гордеца, пренебрегающего человеческой жизнью и считающего рабов бессловесными животными. Всю жизнь он проводит в развлечениях, и разврат не чужд ему. Именно такое воспитание, по мнению автора сценария, он должен был получить в доме фараона. Спилберг сделал Моше собирательным образом многих евреев, выросших в ассимилированных семьях, живших в нееврейской среде или спасенных в монастырях в годы катастрофы и не возвратившихся к своему народу. Он показал «генетический характер» – несерьезное отношение ко всему окружающему (ведь еврей рожден для чего-то большего, чем может предложить любая культура, и несет в своей душе другие ценности, гораздо более масштабные, чем у его наставников). Вместе с тем в характере Моше есть и благородство: умение признаться в своих проступках и взять ответственность на себя, обостренное чувство справедливости, сострадание к униженному (он помогает бежать пленной мидьянитянке). И вот ему говорят, что он еврей. Это пугает и вместе с тем волнует его. Он не верит, но колыбельная, которую когда-то пели ему мать и сестра, дотрагивается до души – и сомнений не остается. В нем просыпается сострадание, а затем и любовь к своему народу. Сколько евреев, занимавших видные посты, пробудилось и вернулось – прежде всего, к самим себе – благодаря случайно услышанным мелодиям клейзмеров, нескольким словам на идиш или зажженной ханукальной свече! И кто-то после этого не верит в особенность еврейской души или сомневается в том, что мы – народ вечный?
Сюжет Спилберга очень интересен, но Тора говорит о другом. Согласно Торе, дочь фараона, нашедшая Моше, приняла гиюр. В то время для этого было достаточно отказаться от идолопоклонства; пока не прозвучал голос с горы Синай, не требовалось проходить через формальную процедуру и окунаться в водах миквы. Стих Торы «И сошла дочь фараона к Нилу умыться» (Шмот, 2:5) и есть доказательство этому: в Ниле никто не купался, он считался божеством, и его воды были запрещены для использования в будничных целях. Моше сначала был отдан кормилице, которой оказалась его собственная мать, а затем воспитывался в доме праведной женщины, оставившей и египетских идолов, и египетский образ жизни. И она привила ему и любовь к еврейскому народу, и стремление к справедливости, и ненависть к злу. Этим и объясняется первый самостоятельный поступок в жизни Моше: увидев египтянина, избивающего еврея, он убивает его. Моше – праведник от начала до конца. Уста, через которые в мир вошла Тора, не ели от жертв чужим богам.
Если бы автор фильма пошел за еврейской традицией, он не смог бы построить сюжетной линии, которая была важна ему с политической точки зрения: Моше – брат Рамсеса, он привязан к нему и жалеет упрямого правителя, когда на Египет обрушиваются одно за другим тяжелые наказания. Особенно сильно он сострадает Рамсесу, когда во время наказания первенцев-египтян погибает его сын.
Для нас важна позиция Торы в каждом вопросе, потому что Тора – это учебник, по которому мы воспитываем своих детей. И только дух Торы, передаваемый из поколения в поколение, делает нас особым народом, хранящим истинные ценности и истинное понимание, что такое хорошо, а что такое плохо, что есть доброта, а что есть насмешка над ней. Нам неизвестно, как евреи относились к египтянам, но легко предположить, что чувства жалости к ним они не испытывали. Закон запрещает радоваться страданиям врага, но в то же время обязывает петь песнь всякий раз, когда торжествует справедливость. Тора подчеркивает, что в Египте погибли все первенцы: «от первенца фараона, который должен сидеть на престоле его, до первенца служанки, которая за жерновами» (Шмот, 11:5).
В чем же виновата служанка? Не может быть, чтобы Б-жественная справедливость оказалась с изъяном и униженный был наказан вместе с господином! Конечно, нет. Б-жественная справедливость абсолютна, и Тора пришла научить нас тому, что в Египте над евреями издевались все. В том числе и низшее сословие «разряжалось» и самоутверждалось, жестоко эксплуатируя евреев и издеваясь над ними. В обществе, построенном на идее рабства, даже рабу надо почувствовать, что кто-то стоит еще ниже его на социальной лестнице. И Б-жественный суд постановил: «Служанка виновна в той же степени, что и фараон». Иначе кто же кричал на митингах: «Поддерживаем и одобряем утопление еврейских младенцев»? Не эта ли самая служанка?
Нельзя перекраивать Тору даже на киноэкране, и нам остается только ждать новых произведений. Но уже не «из-под пера» американского еврея, еще не совершившего Исход даже в своем сердце, а от свободного сына своего народа, живущего в своей стране и не зависящего от нееврейского окружения.
Маленький Моше в
корзине.
Кадр из фильма
"Принц Египта"
