Расстрелы евреев производились в трех больших ямах, длиной в тридцать метров и глубиной три метра каждая. Ежедневно убивали по полторы тысячи человек. Их привозили на грузовиках. Люди, которые сошли с грузовиков – мужчины, женщины и дети всех возрастов – должны были раздеться по приказу служащих СС, имевших при себе кнуты или плетки. Они должны были сложить свою одежду в определенных местах, таким образом соответственно рассортировывались обувь, верхняя одежда и белье. Вокруг лежали огромные кипы белья и одежды, груда обуви. Люди стояли вокруг семьями. Родители смотрели на детей со слезами в глазах. Эсэсовцы отсчитывали около 20 человек и приказывали сходить вниз по нескольким ступенькам, вырубленным в глиняной стене ямы. Люди карабкались по головам лежавших там трупов к тому месту, которое им указывал эсэсовец. Они ложились перед мертвыми или раненными людьми, некоторые ласкали тех, которые были еще живы и тихо говорили им что-то. Затем следовала автоматная очередь. Люди падали и бились в предсмертных судорогах. После этих зверств, после этой расправы на протяжении трех дней могилы шевелились.
Я жил в селе Обаров в двух километрах от города Ровно. Знаю каждую пядь земли этого города, хорошо знаю всю Ровенскую область, так как мне приходилось работать областным руководителем. Хорошо знаю Волынскую область и город Луцк. В Луцке я учился и закончил исторический факультет педагогического института. Волынская и Ровенская области входили в рейхскомиссариат Украины во главе с Эрихом Кохом, ставленником Гитлера, который сделал Ровно своей столицей. Ему подчинялись генерал-комиссар Волыни – Подомм Генрих Шоне, имевший штаб-квартиру в Луцке и 12 окружных комиссаров-гебитскомиссаров. В деревнях, городах и районах назначали старост и бургомистров, выходцев из местного населения. Их назначала местная администрация под контролем айнзацгруппы. Всего было создано 4 айнзацгруппы для работы в тылу продвигающейся немецкой армии. Каждая айнзацгруппа состояла из нескольких айнзацкоманд. Между ними и армией сложились рабочие отношения. На Волыни действовала айнзацгруппа <СС>.
В каждом городе и районе была создана полиция порядка, состоявшая из местных жителей, добровольно служивших немцам, и возглавляемая несколькими немецкими офицерами. Среди начальников районных и городских отделений полиции были и местные жители. Кроме того, на Волыни были созданы подвижные полицейские батальоны, два из которых принадлежали немецкой полиции, а семь – украинской вспомогательной полиции. Над всей военной организацией главенствовала немецкая полиция и СС.
В первые дни после оккупации, над евреями Волыни пронеслась волна погромов. Погромы составляли часть политики истребления евреев, проводимой айнзацгруппами. В отличие от погромов, убийства евреев планировались, направлялись и выполнялись айнзацкомандами или другими отрядами СС, которым помогали местные административные органы и отряды украинской вспомогательной полиции. Иногда в убийствах принимали участие подвижные отряды немецкой полиции порядка.
Убийства проводились по спискам еврейских <Советских активистов>, подаваемые местными властями. Термин <советский активист> до сих пор остается неясным, так как он упоминается в отчетах еврейских свидетелей, а в украинских источниках он используется произвольно. Биографии жертв показывают, что этот термин служил своеобразным оправданием для внесения жертв. В большинстве случаев жертвами становились местные общественные деятели и образованные люди. В некоторых местах среди убитых были раввины. Можно предположить, что немцы хотели полностью уничтожить возможных еврейских лидеров.
Убийства проходили по одной схеме: вывешивали объявление, где было написано, что все евреи должны собраться в определенном месте (например, около синагоги). Когда люди собирались, их расстреливали. Мои родственники Кравец Анна Ивановна и Демчук Ярмолай, очевидцы тех страшных событий, рассказывали, что матери одевали своих дочерей в белые платья и вели их на расстрел как под венец.
Немецкая полиция проводила убийства и операции по очистке территории Западной Украины от евреев, руководствуясь приказами военного правительства.
Первая волна убийств уничтожила 6 процентов еврейского населения Западной Волыни или 15 тысяч человек. Больше всего она коснулась Острога, Луцка, Дубно и Ровно. Экономически искалеченными остались многие семьи, так как были убиты в основном кормильцы. А последствия уничтожения еврейской интеллигенции: врачей, юристов, инженеров, раввинов – еще проявятся в свое время, например, при формировании и функционировании юденрата.
Каждодневная жизнь евреев в оккупации во многом определялась, антиеврейскими декретами и предписаниями. Они касались всех сфер жизни евреев. В основном они выходили в период с 9 июля по 1 сентября 1941г., когда Западная Волынь находилась под военным правлением.
Одним из первых был приказ о смещении евреев со всех должностных постов.
10 июля 1941 года было издано распоряжение фашистской полевой комендатуры в 9 параграфе которого сказано: <Все евреи старше 14 лет должны носить на левой руке выше локтя отличительный знак в виде белой повязки с синей звездой Давида>. Позднее этот приказ повторялся еще не единожды. Например, в директиве № 5 от 21 июля, от 6 сентября 1941 года этот знак был заменен на желтый круг на руке и на спине. Вероятно, что было сделано в основном для того чтобы сами немецкие солдаты могли отличить евреев от неевреев. Кроме того, были отмечены еврейские дома, по-видимому, чтобы облегчить немцам узнавать, из каких домов нужно было конфисковывать имущество.
Для евреев был установлен комендантский час с 18 до 6.26 часов. Евреям запрещалось покидать места постоянного пребывания. В середине декабря 1941г. в Ровно было создано гетто.
Жизнь в гетто была очень тяжелой. Все трудоспособные жители гетто обязаны были трудиться. Те, кто оставался дома – матери с младенцами, дети, старики, – занимались <организацией> еды и дров. Так как это занятие часто было сопряжено с риском для жизни, то им в основном занимались дети, которые были достаточно быстры, чтобы убежать от опасности. Как свидетельствуют некоторые, детей иногда ловила полиция и убивала. Женщины готовили еду <из ничего>. Но еще более серьезной была проблема кормления младенцев. Коровы и козы были забраны; поэтому не хватало самого главного – молока. По свидетельству очевидцев, с риском для жизни доставали бутылочку молока, содержащую 0,1 л, и матери добавляли туда в 10 больше воды, клали мякиши хлеба, заворачивали все это в носовой платок и давали сосать младенцам. Одной такой бутылочкой пользовались 12 матерей. С переходом в гетто многие семьи лишились всех своих запасов. Среди самых больших проблем была нехватка дров. Крестьянам было запрещено продавать евреям лес. В конце 1941 года в гетто начался голод. Многие пухли от голода, погибали медленной, мучительной смертью. Вспыхнула эпидемия тифа. Голод и болезни привели к массовой смертности, главным образом, среди беднейших слоев населения. Чтобы помочь людям хоть как-то преодолеть голод, еврейский совет – юденрат организовал кухни общественного питания, выдававшие пищу беднякам один раз в день. Однако они мало чем могли помочь несчастным, поскольку немцы не снабжали продуктами еврейское гетто. Приходилось доставать продукты полулегально на черном рынке за средства, собранные юденратом с более состоятельных евреев. Такие походы на рынок были сопряжены с большой опасностью. Не хватало воды, не было электричества. Электростанция в Ровно и сеть водоснабжения были разрушены в результате боев, а работы по их восстановлению проводились медленно в основном из-за нехватки материалов и оборудования.
5 ноября 1941 года в Ровно были размещены объявления о том, что лица еврейской национальности, не имеющие удостоверений с места работы, так называемых <арбайтсшайнов> – обязаны явиться на следующий день, то есть 6 ноября 1941 года к 6 часам утра на Костёльную площадь на Грабнике, для эвакуации из города. До этого в городе ходили слухи, что всех должны куда-то выслать, у евреев не было и мысли, что их собирают для расстрела. Люди семьями шли на Костёльную площадь. Шел мокрый снег, дул пронизывающий ветер, было темно, но сквозь бурю и непогоду тысячи людей шли со всех концов города к площади. Никого, кроме евреев, на улицах не было, так как приказом гебитскомиссара в городе было объявлено чрезвычайное положение, причем было запрещено появляться на улице людям нееврейской национальности. Мужчины шли с узлами на плечах – немцы разрешили взять с собой ценные вещи и продукты питания, шли женщины, неся на руках детей, шли старики, здоровые вели под руки больных. Еще не доходя до площади, люди начали чувствовать что-то недоброе: все прилегающие кварталы были оцеплены эсэсовцами и полицейскими. Повернуть назад не было возможности – полиция не разрешала, да и люди шли такой плотной массой, что не было места даже повернуться, не только пойти против течения. Шедшие сзади и не видевшие полицейских напирали в каком-то безумии. Наконец, часов в 12, в начале первого, площадь была забита людьми до отказа. На пригорок поднялся немец и объявил через рупор собравшимся, что все принесенные с собой вещи – узлы, пакеты, чемоданы, свертки и прочее – следует оставить здесь на площади, сложив их в кучу. Через полчаса выросли несколько бугров из вещей. После этого евреев повели по двум дорогам в село Сосенки, что в 2-3 километрах от города. Теперь уже людей конвоировала тройная цепь полицейских и эсэсовцев. О бегстве не могло быть и речи. Подходя к Сосенкам, люди поняли, что пришла смерть. Перед ними предстала кошмарная картина, от которой кровь стыла в жилах.
Ров был длиной в 100 метров. Через ров перекинуты бревна. На бревнах выстроившись в затылок, стояли 10-20 человек. Длинная очередь из автомата – и люди, как скошенные колосья, падали в ямы. Неподалеку от рва было еще несколько ям. Всех заставляли раздеваться догола и подходить к яме – мужчины и женщины по отдельности. Каждый палач практиковал свой способ убийства: одних выстраивали вдоль ямы лицом к яме, и немец поочередно стрелял каждому в затылок, других ставили перед ямой на колени, третьих заставляли бежать к яме, и когда человек приближался к яме, в него стреляли. Одних маленьких детей бросали в ямы живьем, других подбрасывали вверх и стреляли на ходу. Все это сопровождалось предсмертными стонами и криками умирающих и хохотом палачей. Если кто-нибудь из обреченных пытался бежать в сторону, его пристреливали. Поработав таким образом час-два, немец подходил к стоянке, выпивал рюмку водки, закусывал бутербродом с колбасой и снова продолжал свою гнусную работу. Расстрел продолжался 3 суток. Было расстреляно 18 тысяч евреев.