В 12 лет я принял одно из тех принципиальных решений, которые обычно принимают в этом возрасте: получать по немецкому не больше двойки. С седьмого класса изучение языка Манна и Гёте становилось обязательным в франкоязычной части Швейцарии, куда моя семья переселилась в конце семидесятых и где я жил до репатриации в Израиль в начале девяностых. Томаса Манна я тогда не знал, и, может быть, поэтому немецкий для меня был прежде всего языком «Майн Кампф». И ещё я знал, что из-за немцев бабушка, пережившая ленинградскую блокаду, не выбрасывает чёрствый хлеб и тайно доедает просроченные продукты.Мне рассказывали про дядю, умершего от голода в возрасте нескольких месяцев в осаждённом Ленинграде, а еще я знал, что из-за немцев у дедушки нет пальцев на ногах. Помимо этого личного счёта моей семьи, я знал, что немецкий народ сделал тогда что-то очень, очень нехорошее моему народу. Увы, обет я долго не выдержал – и не только по причине слабости духа, а просто потому, что литературные произведения, подобранные учительницей немецкого, представляли по своему содержанию некий обвинительный акт фашистской Германии. Создавалось впечатление, что произведениями Фриша, Дюрренматта (оба, кстати, швейцарцы) и Бёлля она пыталась очистить немецкий язык от пятна, наложенного на него Третьим Рейхом. Будучи обычной швейцаркой, она понимала, что язык как носитель культуры не может быть нейтральным и что Германия не может быть просто государством, как все.
Таким образом, я с чистой совестью позволил себе учить немецкий, продолжая придерживаться мировоззрения, в котором все элементы были более или менее совместимы, за исключением двух: элемент «еврейскости» и элемент «немецкости» не могли встретиться нигде и ни в чём. Я это ощущал не столько на идеологическом, сколько на онтологическом уровне – эти две грани бытия были несовместимы по самой своей сути.
В феврале мне пришлось побывать в Германии. Целью визита было проведение нескольких лекций об Израиле в рамках совместного проекта Открытого Университета Израиля и Еврейского Агентства. Проезжая по центру Франкфурта, я увидел здание университета имени Гёте. «Когда-то оно принадлежало фирме IG Farben, и в нём был разработан газ Zyklon B»,- рассказал мне представитель Сохнута – последнее, что миллионы евреев вдыхали перед смертью. Другое массивное здание, ныне офисы какой-то компании, 70 лет назад принадлежало гестапо. В Нюрнберге, посреди фронтона церкви на центральной площади, странным образом красовался Маген Давид… Оказалось, в знак памяти о более чем 500 евреях, сожжённых на этом месте, когда там ещё стояла синагога – во времена основания города.
Я понял, что есть две Германии: не только сегодняшняя и нацистская, западная и восточная, но также Германия внешняя и Германия скрытая – та, которую видишь поверхностным взглядом, и та, которую замечаешь только внутренним. Если глядеть на Германию внутренним взглядом – надолго нервов не хватит. Недаром евреи – жители этой страны свободно рассказывали обо всём, неудобство ощущалось, только когда предмет разговора затрагивал ту скрытую Германию, которая прячется под поверхностью… Видимо, потому, что именно там испытывается в полной мере несовместимость «немецкости» и «еврейства».
Там «всё еврейское» прекращает совмещаться практически со всем, начиная с автострады, которую торжественно открыл сам фюрер – и кончая простым «Фольксвагеном». Особо ощущается несовместимость в синагогах и общинных центрах, построенных в своём большинстве на деньги «бундес»-правительства. Особо сюрреалистично выглядят цитаты из Танаха, выведенные огромными ивритскими буквами на фронтонах. Что-то наподобие «Ибо мой дом будет называться молельным домом для всех народов». Для кого это написано – неясно, ведь среди посетителей этих центров вряд ли кто-то сможет это прочесть. А может, это вообще написано для немцев-протестантов, некоторые из которых знакомы с этим текстом в оригинале.Обычно рядом с цитатами стоит машина "Polizei", иногда две… Противоестественное следует охранять. А то вдруг естественность возьмёт верх… Тем более, что она не менее слабо ощущается со стороны немцев.
Однажды, в 1966 году, бывший канцлер Германии Конрад Аденауэр посетил Израиль. Во время посещения библиотеки Еврейского Университета в Иерусалиме против него собралась демонстрация из нескольких десятков студентов. Покидая страну, Аденауэр сказал, что он ожидал большую оппозицию его визиту.
Нынешние немцы, видимо, также удивляются тому, насколько короткой может быть память определённой части нашего народа. Склероз – не достоинство, и уважения он обычно не вызывает, особенно когда он не результат заболевания, а сознательный выбор. Тем более, что не будь памяти – Германия бы не видела никакой надобности давать привилегированный статус десяткам тысяч евреев из СНГ. В этом вопросе у Германии есть свои интересы. Она желает вернуться в эру невинности. А ради этого следует восстановить существенную еврейскую общину. Только таким образом можно будет превратить живую память в музей. 200 тысяч евреев позволят сделать прошлое далёким, неактуальным, скрытым. Своим присутствием, залогом которого является «добровольный склероз», они дают разрешение на забвение, позволяя превратить недалёкое прошлое в далёкое, историю в предысторию.
Таким образом достигается нормализация путём обоюдного согласия смотреть на действительность исключительно внешним, поверхностным взглядом. Что-то вроде «держи пособие и дай забыть». Однако вместе с тем все где-то в глубине души понимают, что забыть невозможно. Можно делать вид, загнать память в музеи и мемориалы, изгнать из сознания. Но при встрече немца и немецкого еврея – оба прекрасно будут чувствовать, о чём нельзя говорить даже в виде намёков.
Недаром Песах, праздник свободы и выхода из Египта, означает также освобождение слова – «пе сах», дословно – «говорящие уста». Это учит нас тому, что в Египте, стране, абсолютно нам противоположной, нас держит недоговаривание. Свобода же и Исход зависят от способности сказать, свободно и без страха. В Германии мы встретились с несколькими сотнями евреев. Они слушали с большим интересом. Дай Б-г, чтобы со временем раскрылись и их уста.
…а ныне крупнейший немецкий университет
Члены "гитлер-югенд" перед показательным
разрушением синагоги Нюрнберга, 1938
