Лицо его — как лик детей из тех времен, когда в Иерусалиме, багровом к вечеру, был Храм. Он подошел к окну автомашины и сказал: Не уезжай! ...

       «С огромным удовольствием прочитал в эссе Ури-Цви Гринберга об ощущениях по поводу встречи с Храмовой горой в 1924 году. Меня потрясла стилистика текста, так напоминающая "Шир а-Ширим" – "Песнь Песней".    Почему я Вам написал? В 2000 году я был направлен на учёбу в Центр имени Мелтона при Иерусалимском университете на полугодичную учёбу лидеров еврейского образования в диаспоре. И в первый же день я, конечно же, пошел к Храмовой горе, к Котелю. Те ощущения, о которых пишет Ури-Цви, мне очень близки, но так здорово об этом написать!..   То чувство, которое охватило меня на этом святом месте, я тоже не смогу забыть никогда. Не примите это за высокопарные слова, но я там и впрямь чувствовал, что стою перед Стеной не один. И не потому, что кругом стояли люди. Нет, рядом со мной как будто стояли все мои предки и близкие, которым не удалось до сего часа прикоснуться к этому особому месту. Мне казалось, что за мной стоят предки, которых унёс Холокост, мои близкие, которым сегодня пока не удалось ещё прикоснуться к святым камням, и даже те мои близкие, которым ещё только суждено будет появиться на свет (дай Б-г, чтобы на этой земле).   Я впервые почувствовал себя частью бесконечной цепочки еврейского народа. Через полгода я вновь приехал в Иерусалим для продолжения учёбы. Несмотря на начавшуюся интифаду, я с друзьями уже на второй день по приезду был у Котеля. Моё чувство в тот момент можно было бы сравнить с чувством Шимшона, выносящего на своих плечах ворота филистимлян... ...

   В один благословенный день 5684 года**, я удостоился взойти в Йерушалаим (Иерусалим) и ступить ногами из плоти на Храмовую Гору. Не в моих силах выразить и передать посредством сплетения букв тот особый вкус и тот запах воздуха - ведь с начала творения он таков. И не описать мне всё, что свершилось в каждом из органов моих, и переворот всех сил души моей и фантазии, наполняющей меня, все переживания, которых удостоился я - не описать мне их... В тот час был переполнен я восторгом и возвышенной растерянностью, и обеднел вдруг мой словарь: будто и не было слов в мыслях моих никогда ранее в их настойчивом единении. И по сегодняшний день, спустя почти сорок лет моего противостояния поколению, наполняюсь я восхищением от того моего бессилия выразить увиденное на Горе - источнике мой жизни, и то, чем я дышал в этом месте. Все виды и пейзажи мира принадлежат Всевышнему, и свет Его излучается на них, и нет места, лишенного Его присутствия - так знал я во все дни жизни моей. Но за все дни свои не видел я сияния, подобного тому, что на Храмовом холме. Это сияние того места, которое избрал Творец, дабы сконцентрировать в нём присутствие своё: из всех сияний, наполняющих мир. Но и эти слова не передают и даже не приближаются к смыслу представшего передо мною света. И был я чудо-телом внутри этого Б-жественного чуда. И вдруг наполнили меня ощущения прошлого: сюда, к этому месту шёл я с отцом моим совершить паломничество в праздник и вместе с ним преклонить колени перед Творцом. И вдруг я смог выразить это в словах: Йерушалаим - сердце Вселенной. Не столько Вселенной, принадлежащей Творцу - но как тонкий намек, проходящий через сердце Израиля - народа его... «В начале сотворил Б-г...» - а где находился Творец в момент сотворения Мира? Словно и это сказано: здесь, на Храмовом Холме, высочайшем из холмов, где ход всякой мысли останавливается в разуме. Гора, избранная с того момента Творцом, чтобы стать Ему домом, обернувшаяся вечным жилищем для нас на все времена. И после всех разрушений и катастроф, и даже если Храм не возвышается на ней, и даже когда ни одна еврейская нога не ступает по горе. Свет всех светов, излучаемый в этом месте - это сияние семи дней творения, ещё с первого мига, с того времени, когда Творец созидал отсюда. В этом месте прозвучало: «Да будет Свет!» - и вот он, тот самый Свет, который не гаснет и не уйдет, даже когда мир перестанет существовать. «Ты открылся нам в красе Славы Своей» (адар кводеха), а не «...в облаке Славы Своей» (анан кводеха)... И помню я, как пропала всякая мысль у меня, а не только слова. Оглушительная тишина этого места, будто все часы всех поколений и всех времён остановились в одно мгновение и не шли больше. И была во мне лишь та глубина, что таится в чреве скрипки и органа. ...

  Амен, семь стен тебя окружат, униженный, святой мой город, И станешь ты усладой глаз веселых, Тех глаз, что ныне на тебя глядят сквозь слез завесу. ...

      Великий еврейский поэт 20 века Ури Цви Гринберг родился в 1896 году в местечке Белый Камень неподалеку от Львова. Его детство и юность прошли во Львове, куда родители привезли его полуторагодовалым ребенком. Происходя из семьи галицийских хасидов, Гринберг с детства знал идиш и иврит. На этих языках в 1912 г. он опубликовал свои первые стихи. В дальнейшем все его творчество связано с ивритом и идишем почти в равной степени, и лишь к концу жизни он полностью перешёл на иврит. ...