Война порой меняет, а порой укрепляет границы. Нынешняя война в Ливане укрепила как геополитические, так и концептуальные границы Израиля. Одновременно она значительно ослабила внутринациональные барьеры.
Граница – это не только забор, но и ощущение безопасности. Такого ощущения жители Кирьят Шмона, Метулы, Шломи и других пограничных поселений были лишены. С мая 2000 года они просыпались, шли в школу и собирали урожай под наблюдением террористов «Хизбаллы», собиравших данные для подготовки очередного нападения. Его потенциальной жертвой мог считать себя каждый из них. Ныне наблюдательные вышки «Хизбаллы» уже давно сравняли с землей, а их разведка видит север Израиля исключительно на телевизионном экране.
Укреплена также и граница на востоке. Ракеты Хизбаллы, выпущенные по Хайфе, Цфату и Тверии, продемонстрировали не в теории, а на практике, чем чревато предоставление террористам свободы действий в считанных километрах от еврейских населенных пунктов. Утверждать, что в Иудее и Самарии ситуация иная, сможет только безумец, а если такой найдется – а такой явно найдется, и не один – то он, в лучшем случае, сможет расчитывать на поддержку самоубийственно настроенных граждан, отдающих предпочтение абстрактным принципам, а не жизни конкретных евреев. Таких евреев, готовых подвергнуть опасности жителей Центра Израиля ради прав арабов, отдавших свои голоса за ХАМАС, не так уж много. Тех же, кто все еще прикрывается доводом, что «как только они пикнут, мы им покажем», “катюши” из Ливана и кассамы из Газы, продолжающие падать, несмотря на операции ЦАХАЛа, уже существенно разубедили. (Хотя не всех: сегодня в прямом эфире телевидения ультралевый писатель Эли Амир заявил, что следует «создать палестинское государство в границах, рекомендованных ООН, чтобы в случае чего было с кем воевать».) Еще до начала войны в Ливане 72% граждан Израиля высказывались против плана “скукоживания”. Какой процент не хочет скукоживаться после 3 недель войны, нетрудно догадаться.
Не менее важно и прояснение концептуальных границ. Скоро исполнится 13 лет с того момента, как из общественного и военного лексикона исчезли такие понятия, как “война”, “враг”, “зло” – и прочие термины, отличающиеся особой однозначностью. Их заменили понятия наподобие “военные действия низкой интенсивности”, “организация, не предпринимающая все меры, находящиеся в ее распоряжении, для пресечения террора” и т.д. У этой расплывчатости в духе постмодернизма были прямые последствия: в отсутствие действий, определяемых как «война», не было необходимости в мобилизации армии, общества и духовных сил государства; можно было спокойно пребывать в иллюзии того, что биржа, а не количество кассамов, падающих на Сдерот, является определяющим фактором израильской действительности; и что вообще цели народа – прежде всего индивидуальные, а не национальные. Замена понятий “добро” и “зло” на более относительные понятия “интересы” (палестинского народа, ХАМАСа, Сирии)[1] или даже признание легитимным нападения террористов на солдат[2] ослабляли моральные устои и в других областях, как то: поведение учеников в школе, уровень преступности, коррупция в высших эшелонах власти и т.д. Иными словами, сознательное неназывание врага врагом и террористов злом, с одной стороны, и планируемый парад гомосексуалистов в Иерусалиме, с другой, связывает одна нить моральной относительности.
События последнего месяца заставили общество начать называть вещи своими именами, для начала в отношении «Хизбаллы» и ХАМАСа. Этот процесс несомненно скажется, пусть даже и частично, и на других сферах жизни израильского общества.
Как обычно, прояснение геополитических и концептуальных границ по отношению к врагу привело к стиранию внутриизраильских границ. Это выражается не только в массовом всплеске солидарности с жителями Севера, в 100 % явке мобилизованных резервистов и в том, что тысячи жителей Кармиэля и прочих городов Севера пользуются временным приютом в Эфрате, Хевроне и других поселениях за зеленой чертой, о посещении которых месяц назад они даже не помышляли. Это выражается также и во введении единых «стандартов чувствительности» – должно быть возмездие за снаряды, где бы они ни падали, в Сдероте или в Хайфе. В отличие от искусственного деления государства на те зоны, где падение ракет считается пересечением красной линии, и те, где обстрелы превратились в рутину, ныне стало ясно, что признание де-факто допустимым обстрела периферийного пункта А провоцирует обстрел более центрального пункта Б. Переводя на более простой язык: если обстрел пограничного поселения Шломи не вызовет ту же реакцию, что и ракеты, падающие на Хайфу, то ракеты обязательно упадут на Хайфу. Начало осознания факта, что в нас стреляют, потому что мы евреи, а не потому, что живем на границе или в Иудее и Самарии, – является прямым результатом последней ливанской войны. Это осознание, кстати, и есть необходимое условие для одержания победы.
То, что в Тель-Авиве принимают у себя жителей Тверии, а в Киеве произносят молитвы за детей кибуца Ханита, сидящих в бомбоубежищах, говорит о том, что мы на правильном пути. Нужно воспользоваться этим пробуждением для того, чтобы и после окончания войны национальным кредо был не лозунг “Оставьте нас в покое”, а построение общества, основанного на принципах взаимной ответственности и заповеданных нам идеалах.
