До середины 19 века евреи Хеврона ютились в тесных границах замкнутого квартала в Старом городе (так называемой «касбе»). Прочие жители города, а также туристы, так и называли этот квартал: «Еврейский двор», «Еврейский квартал» или просто «гетто». В отличие от Иерусалима, где евреи жили в относительной безопасности, и потому их квартал там был открыт с нескольких сторон и непосредственно соседствовал с арабскими домами, в Хевроне «еврейский двор» напоминал еврейские кварталы других городов Востока, в которых положение евреев было непрочным. Эти кварталы представляли собой систему строений, огораживающих закрытый двор, в который вели одни-единственные ворота. Евреи, живущие в таких кварталах, были почти полностью обособлены от своего окружения.
Хевронскую общину евреев-выходцев из Испании основал в 1540 году, после захвата Земли Израиля Османской империей, рав Малкиэль Ашкенази. По всей вероятности, испанские евреи поселились в том квартале, где прежде жила караимская община.
Поскольку евреи были оттеснены от пещеры Махпела («Двойной пещеры»), расположенной в тогдашнем центре города, они сконцентрировались вокруг синагоги, в которую, по преданию, являлся сам праотец Авраам, и которая поэтому была названа его именем.
Еврейский квартал – который сегодня называется «квартал Авраам авину» – в течение многих поколений был единственным обиталищем сефардских евреев, поселившихся в Хевроне после изгнания из Испании.
В 1807 году немецкий путешественник Зецен упоминает, что в Хевроне живут около 50 еврейских семей. Всего лишь одно десятилетие спустя, в 1817 году, путешественники Ирби и Мангельс говорят уже о ста еврейских семействах, живущих в городе.
Два года спустя (в 1819 году) в Хевроне по велению рабби Дов-Бера, второго ребе Хабадской династии, обосновались первые 15 семей ашкеназских евреев, которые составили ядро хабадской общины города. А спустя еще четыре года, в 1823 году, в город приехала еще одна группа хасидов Хабада. Члены сефардской общины встретили новоприбывших очень приветливо, освободив для них несколько домов, и в 1830 году обе общины объединились и стали называться «Единой еврейской общиной».
Столь значительное увеличение еврейской общины привело к тому, что евреям стало крайне тесно в старом квартале. В каждой комнате «гетто» жила целая семья.
Английская туристка Люси Каблей, посетившая Хеврон в 1856 году, пишет в своих путевых заметках: «Я была приглашена в дом одного уважаемого еврея. Он жил в большом доме, где у каждой семьи была своя комната. Мне рассказали, что во всем еврейском квартале каждая семья имеет не более одной комнаты, как у сефардов, так и у ашкеназов. В одной из комнат жили муж, жена и двое детей… По дороге обратно я заглянула еще в несколько комнат, и везде царил образцовый порядок. В каждой из них жили муж, жена и дети».
Тесноту, в которой жили евреи Хеврона, ярко описал исследователь старого ишува Яаков Эльазар: «Ежедневный непрестанный страх перед ворами и погромщиками заставлял еврейских жителей города ютиться в тесных границах «гетто». Его дома буквально громоздились друг на друга, и люди жили там в ужасающей тесноте. Это походило на худшие из гетто Европы. Еврейский квартал Хеврона был окружен стеной с одними-единственными воротами. Как только на улице темнело, ворота запирались, и никто не мог ни войти, ни выйти. Но даже в таких условиях евреи не могли чувствовать себя в полной безопасности».
Помимо ужасающей тесноты, евреи страдали также от нападений и стихийных бедствий. Особенно трудным был 1834 год, когда на жителей «гетто» обрушилось сразу несколько тяжелых ударов. Во время осады города войсками Ибрагим-паши, в разгар жестокой битвы, в которой все конфликтующие стороны не преминули сорвать свой гнев на несчастных евреях Хеврона, в городе произошло сильное землетрясение: «И вот, в воскресенье 9 числа месяца ияр иноверцы восстали против наместника, который здесь как царь. И в каждый божий день они набрасывались на нас, подвергая многих из нас жестокой смерти. И только милостью Господа и нашими стараниями… и с помощью обильной мзды, которую у нас вымогали, вельможи избавили нас от руки их. А в воскресенье 16 ияра здесь произошло землетрясение, упаси нас Господь, и в еврейском квартале обрушилось несколько домов, и мы покинули обитель нашу и целую неделю жили в поле. Великий страх одолел нас, и ужас смерти напал на нас, ибо во всякий день мы ожидали, что сюда придет наместник со своим войском. И увы нам, тот день, которого мы так надеялись избежать, настал! В понедельник 28 числа месяца тамуз наместник пришел сюда; мы уповали на свет, но уделом нам стала смерть, ибо дана была ему власть унижать и грабить нас, и они восстали на нас мощью руки своей – кого сожгли, а кого зарезали…» (выдержка из грамоты, данной раву Амраму, который отправился в Европу собирать средства для «Единой общины» Хеврона в 1834 году).
В израненном и обнищавшем еврейском квартале не было места даже для того, чтобы приютить уцелевших членов общины. «Сефардов около восьмидесяти семей, а наших братьев ашкеназов – около пятидесяти семей. Все сефарды живут в одном большом дворе, где расположена и их синагога. У большинства из них есть собственные комнаты, но они слишком малы, чтобы вместить всех членов семьи, и в них нет ни малейшего свободного места. Дома и чердаки громоздятся друг на друга столь причудливо, что чужак, забредший сюда, никогда не сможет найти входа и выхода. И тем не менее, люди как-то умудряются возводить новые строения на крышах прежних… Ашкеназы же живут в том конце города, что обращен в сторону Иерусалима» (там же).
Семья единственного еврея, который осмелился поселиться вне стен касбы, – Менахема Бурлы – подверглась ограблению и осталась в полной нищете.
Ситуация, когда евреи мусульманских стран оказывались заперты в отдельных кварталах, была результатом их статуса как «зимми» – отдельной общины, имеющей автономное управление на своей собственной территории, как было принято во всех странах Востока.
Когда в середине 19 века в Османской империи задули новые ветры, открывшие страну влиянию Европы, вынужденная отстраненность евреев дала трещину, и те стали постепенно выбираться из старых тесных «гетто». Этот процесс называется в исторической литературе «выход за пределы стен». Он стал частью всеобщего пробуждения, охватившего империю, на задворках которой находилась Земля Израиля. Изменения не миновали и провинциальный Хеврон, и евреи города внесли в это значительный вклад.
Старый город (касба) и заселение его евреями
Древний Хеврон располагался южнее современного, на склонах прилегающего к касбе холма. Город находился там еще в Кнаанейский период и вплоть до Средних веков. С вершины древнего холма, расположенного на юго-западе, город перешел в долину, где развивался в период раннего и позднего мусульманского периода.
Если расположение древнего города на вершине холма было продиктовано исключительно географическими причинами, а также соображениями обороны, то нижний город стал развиваться вокруг пещеры Махпела – священного сердца города; таким образом, развитие нижнего города было подчинено религиозным и социальным факторам. Вокруг пещеры Махпела была построена водопроводная система, по которой в город поступала вода из источников Эйн-Кана и Эйн-Араб, расположенных к западу от города. Маршрут, по которому пролегал акведук, определил направление развития города – от пещеры Махпела на запад, к источникам воды. По этому маршруту была проложена и главная базарная улица. Дюжина старых кварталов, которые образуют основную часть касбы, были возведены в разные периоды вдоль этой улицы.
Нижний Хеврон не был окружен стеной; естественной защитой ему служили внешние стены окраинных домов. Эти стены были особо толстыми, и в них не было окон. Необходимость в такой защите ограничивала развитие города: новые кварталы возводились вплотную к старым, и город рос и расширялся очень медленно. Когда строился новый квартал, он всегда опирался одной стороной на старый, и это позволяло укреплять только оставшиеся его стороны. Таким образом, внешние границы каждого нового квартала служили оборонительной линией города, пока рядом с ним не был возведен еще один квартал. Так в Хевроне образовывались кварталы, изолированные друг от друга. В каждом таком квартале жили шесть или семь семейных кланов.
В период мамлюкского владычества строительство основной части нижнего города было завершено. В этот период был возведен Харат-Суахна – «Квартал новых поселенцев»; в его пределах был построен центральный городской базар, а на юге от него возник небольшой еврейский квартал, чьи ворота выходили прямо на главную улицу базара.
К концу Османского периода еврейский квартал уже не мог вместить всех своих жителей. В этот период началось строительство на западе Хеврона, в том месте, где во времена мамлюков жили рабы, и которое затем постепенно превратилось в пустошь. Позднее на ней стояли многочисленные мастерские стеклодувов – Хеврон издревле славился этим ремеслом. В прежние поколения в Хевроне были также развиты ткацкое и красильное ремесла, которые привезли в город евреи, изгнанные из Испании. С течением времени горнила стеклодувов погасли, мастерские были разрушены, и на освободившейся территории был возведен жилой квартал, сохранивший оригинальное название: Харат эль-казазин» («Квартал стеклодувов»). Его дома примыкали к домам еврейского квартала, а по его центру проходила новая часть главного базара.
В центре нового квартала находился «Малый бассейн» («Брехат казазин»), огороженный невысокой стеной. Этот водоем, наряду с центральным акведуком, поставлял воду жителям квартала, но впоследствии надобность в нем отпала, и он зарос тиной. С одной стороны к водоему примыкали «Ворота стеклодувов» – укрепленная башня, в нижней части которой располагались ворота, ведущие внутрь квартала.
Примерно полтора столетия назад, после того как улеглись волнения и мятежи, которые охватили многие области Земли Израиля во время правления Ибрагим-паши и нанесли тяжелейший ущерб Хеврону и всем его жителям – как евреям, так и арабам, – начался период расцвета и благоденствия. Нееврейское население Земли Израиля быстро множилось. Благодаря значительному укреплению безопасности стали расширяться города – их жители начали застраивать районы за пределами исторических центров, и повсюду велось обширное строительство. В городах возник новый для Земли Израиля класс – богатые горожане, которые, благодаря экономическому расцвету и торговым связям с Европой, получили возможность инвестировать средства в различные проекты. Евреи, естественным образом, быстро стали активными участниками этих процессов.
Благотворные перемены не миновали и Хеврон. В 1885 году население города составляло уже 10 тыс. душ, среди них – около 1.5 тыс. евреев. Это самый высокий показатель численности еврейской общины Хеврона вплоть до сегодняшнего дня.
Быстрый рост населения и, как следствие этого, резко возросшая потребность в жилых домах, привели к расширению Квартала стеклодувов. Старые полуразрушенные дома Старого города подверглись восстановлению, а к действующим домам было пристроено еще по два-три этажа. Свободного пространства в касбе осталось так мало, что многие переулки оказались просто перегорожены, и отныне проходы между домами представляли собой узкие темные туннели и извилистые крутые ступени.
Евреи, стремящиеся вырваться из тесноты еврейского квартала, или те из них, кто не принадлежал ни к одной из двух общин, но хотел жить в городе Праотцев, должны были найти себе альтернативное место проживания в касбе. Перед ними стояли две возможности: либо купить или снять квартиру у арабов, либо построить себе новый дом.
Евреи предпочитали селиться в основном в центре и на западе касбы, поближе к еврейскому кварталу и центральной рыночной улице.
Хотя численность еврейского населения Хеврона значительно возросла, но сильное нежелание пересекать границы, установленные еще первыми еврейским жителями, стало препятствием к созданию новых кварталов, даже в более поздние периоды, несмотря на то, что община приобрела большой земельный участок на южной окраине города. Евреи селились целыми кланами в соседствующих друг с другом домах, главным образом, в квартале, образовавшемся на западе Старого города, в новой западной части Квартала стеклодувов.
Дом Слонима – первый еврейский дом вне пределов «гетто»
Сефардская община продолжала сохранять традиционно преобладающее положение и право на недвижимость как более старая из двух общин Хеврона. Неудивительно, что этот факт, наряду с иными причинами, подтолкнул особенно состоятельных и активных членов ашкеназской общины искать себе место для жизни вне пределов тесного и нищего «гетто», основная часть которого принадлежала сефардам.
Было совершенно естественным, что именно ашкеназские евреи, прибывшие недавно и не ограниченные традиционными местами проживания, как в Хевроне, так и в Иерусалиме, первыми вышли из стен тесного «гетто».
Первым евреем, который осмелился построить себе дом вне Еврейского квартала, был хасид Хабада, рав Леви Ицхак (Иче) Слоним – сын рава Яакова и его жены Менухи Рахель Слоним, дочери второго Любавичского ребе.
Чета Слоним приехала в Хеврон в 1845 году, во главе второй группы хасидов Хабада, составлявшей около 60 семей. В 1848 году молодой Леви Ицхак женился на Трайне, дочери Моше и Ханы Дворы Шмерлинг. Он занялся торговлей и удача сопутствовала ему. Он видел высокий идеал в возрождении Эрец-Исраэль и претворял его в жизнь, скупая у арабов обширные земельные участки.
С помощью своего шурина Йосефа Йеѓуды Шмерлинга и свекра Моше Шмерлинга он наладил связь со знаменитым шейхом-разбойником Исой Абедом эль-Рахманом из деревни Дура. По их просьбе, которая, разумеется, была подкреплена значительной денежной суммой, шейх взял под свое сомнительное покровительство всех хевронских евреев. Реб Иче Слоним установил с шейхом тесные дружеские отношения, благодаря которым были пресечены все враждебные поползновения местных арабов, что и позволило реб Иче построить себе большой красивый дом вне касбы.
Новый дом был возведен к северо-западу от Еврейского квартала, на территории, прилегающей с востока к «Малому бассейну» Квартала стеклодувов.
Шейх Эль-Рахман очень любил навещать своего друга реб Иче в его новом доме, где ему было дано его знаменитое прозвище «Дер шварце ребе» – «Черный раввин».
Вот как это было:
«Как-то раз шейх Эль-Рахман зашел в дом реб Иче и увидел на столе деньги «халуки» и списки раввинов ешивы. Он стал расспрашивать, что это за деньги, и ему объяснили все подробности. Тогда он обратился к реб Иче: «Знаешь ли ты, что я могу все это забрать себе? Но я честный человек и не отниму пропитание у нищих. И все же я считаю, что мне полагается, в качестве вознаграждения за то, что я охраняю вас, быть занесенным в эти списки как одному из самых уважаемых раввинов». С тех пор он удостоился в народе Израиля и в списках ешивы прозвища «Черный раввин» и получал, как все евреи, основное пособие и пособия по особым случаям: помощь больным, свадьбы, роды и т.д.
Реб Иче, возвратившись из деловой поездки за границу, привез оттуда два предмета, которые считались большой ценностью в то время в Земле Израиля: медный самовар, сиявший, как золотой, и маленькие карманные часы. В числе гостей, пришедших поздравить его с возращением, был и «Черный раввин», который зорко оглядывал весь интерьер дома. И вот он заметил сияющий самовар, стоявший на шкафу, и воскликнул в великом изумлении: «Он из золота? Сколько же он стоит?!» Все сразу же стало ясно… Реб Иче ответил ему: «Самовар этот – для тебя!» Однако алчность шейха еще не была удовлетворена, и вот он заметил на столе карманные часы и потянулся за ними. И тут реб Иче, который очень дорожил этими часами и не хотел отдавать их, сказал шейху тоном предостережения: «Шейх Иса, не трогай, это проделки бесов! Вот, послушай, как они там стучат!» Отчаянный разбойник страшно испугался, выбежал на улицу и повелел убрать «чудовище» из дома. С тех пор при каждом посещении дома Слонимов он справлялся, нет ли в доме «чудовища» (из книги Элияѓу Йеѓошуа Леванона «Ялкут Хеврон»).
В доме реб Иче на верхнем этаже была синагога. Когда он состарился, туда на молитву приходили его многочисленные приверженцы и последователи.
Дом Слонима сохранился в Хевроне до наших дней, и вплоть до сегодняшнего дня он записан как собственность семьи Слоним. Его можно узнать по магендавиду, выбитому над дверным косяком.
Строительство дома Слонима положило начало выходу евреев Хеврона за пределы тесного «гетто». Сразу же как дом был построен, семья Слоним поселилась в нем.
На внутренней площади, примыкающей к дому Слонима, в последующие годы открылись кафе и магазины, и она стала оживленным торговым центром, в деятельность которого органично влился реб Иче Слоним. Эту площадь и ее обитателей живо описал Йехезкель Ависар, уроженец Хеврона:
«Эта площадь, единственная в своем роде, служила культурным центром для жителей и гостей Хеврона. С двух ее сторон тянулись ряды маленьких кафе с низенькими табуретками, которые выползали из арок зданий и распространялись по плитам площади, а за кафе – всевозможные магазины и мастерские «чистых» ремесел: парикмахерские, сувенирные магазины, лавки портных и часовщиков, и тому подобное. Над всем этим возвышались «небоскребы» города праотцев – новые жилые дома и конторы, четырехэтажные, выглядевшие помпезно и внушительно; они словно оглядывали с высоты всю площадь. Утром площадь наводняли «эфенди» и «хаваджи» – знатные люди города, у которых свободного времени всегда в избытке. Они восседали в кафе на низких табуретках, медленно отхлебывали черный ароматный кофе, преисполненные чувства собственного достоинства, а потом полоскали горло холодной водой. А в другой руке они держали трубку кальяна, примостившегося между их ног, одетых в белые холщовые шаровары. Эфенди подносили трубку ко рту, вдыхали дым кальяна, и на лицах их лежала печать важности и глубокомыслия. Приходили еще эфенди, подворачивали полы ярких шелковых кафтанов и тоже усаживались на табуретки, беззастенчивая сплевывая прямо на плиты площади, под ноги прохожим. А перед ними уже стояли на низких столиках блестящие медные подносы, на каждом подносе – чашечка черного кофе и стакан освежающей холодной воды, а рядом – пузатый кальян, готовый напоить своего хозяина душистым дымом. Снова воцарялось нарушенное спокойствие, тихо лилась неторопливая беседа, и бульканье воды в кальяне перемежалось размеренными плевками…» (Йехезкель Ависар, «Книга Хеврона»).
Неподалеку от площади находилась и городская управа. Теперь дни славы площади прошли. На ней сохранилось одно-единственное кафе, откуда доносится музыка и стук игральных костей, а на другой ее стороне мясные лавки распространяют невыносимое зловоние.
Леви Ицхак Слоним продолжал скупать недвижимость в городе. В 1865 году он был назначен главой всех благотворительных организаций, наряду с прочей общественной деятельностью, которую он вел в общине. Так рав Леви Ицхак Слоним стал главой всех хасидов Хеврона. Его дом был всегда открыт для всех евреев. Даже арабские лидеры глубоко уважали его и нередко обращались к нему за помощью в разрешении конфликтов и неурядиц. Когда же последние посетители уходили, и в доме становилось тихо, рав Леви Ицхак садился за большой том Гемары, который всегда лежал раскрытым на его столе.
Его внук, Менахем Шмуэль Слоним, рассказывал, как его дед праздновал Пурим:
«Днем все жители города, от мала до велика, приходили на пуримскую трапезу к моему деду, раву Леви Ицхаку. Они приходили без всякого приглашения, ибо в Хевроне существовал неписаный закон, что на пуримской трапезе нужно быть непременно в доме деда. Там устраивали роскошную трапезу. Женщины семейства, которые приходили, чтобы помочь бабушке, жарили целые бараньи туши. Напитки тоже были в изобилии: лучшие сорта вин и водки стояли на столе. Люди ели, пили, и ни в чем им не было отказа, а потом затягивали хабадские песни и выходили плясать, и всех охватывала радость и веселье в честь спасения еврейского народа».
Рабби Леви Ицхак умер в Хевроне 3 нисана 1895 года. После его смерти в доме жил его сын. Здание сохранилось до наших дней. Особенно заметны его северное трехэтажное крыло и красная треугольная черепичная крыша, которая выделяется на фоне арок окружающих домов.
С 1864 года, когда был положен конец междоусобицам, развязанным в Хевроне шейхом Эль-Рахманом, и жизнь в городе стала более безопасна, дополнительные еврейские семьи, как ашкеназские, так и сефардские, покинули касбу и поселились в новом квартале.
Ближе к 1885 году в западном конце Старого города было построено несколько складов и оптовых магазинов, принадлежавших как арабам, так и евреям. Именно тогда, судя по всему, были пробиты ворота, которые связали Центральный рынок с домами, возведенными на новом участке. В 1889 году там была проложена дорога, ведущая в Иерусалим, и значение Хеврона сразу же возросло в несколько раз.
Район этих ворот быстро превратился в новый торговый центр, который привлек к себе наиболее активных еврейских купцов города. Стараниями еврейской общины были пробиты еще одни ворота, которые соединили старый «Еврейский двор» с новым кварталом.
В развивающейся западной части города было несколько участков, приобретенных евреями в 30-е годы 19 века. С течением времени эти участки превратились в полноценный еврейский квартал.
В 1871 году Хаим Исраэль Романо, потомок древнего богатого еврейского рода из Турции, купил у арабской семьи Абу Амар земельный участок, где построил большой дом, который до сегодняшнего дня называется «Дом Романо». Позднее он приобрел у Абдула Абу Амара еще один большой участок к северо-западу от «Дома Романо». В купчей участок называется «Большой двор». Позднее он также был заселен еврейскими семьями.
К северу от «Дома Романо» и «Большого двора» возник новый еврейский квартал, в котором жизнь била ключом. Еврейские дома этого квартала сегодня мы можем узнать по двум признакам: выемки для мезуз, явно различаемые на косяках (несмотря на попытки арабов в последние годы замазать их), и внутренние стены, покрытые голубой штукатуркой, которая хотя и облупилась в некоторых местах, но все же в большинстве домов сохранилась и по сей день. (Здесь заканчивается перевод глав из книги Арье Клайна).
Расцвет общины
В 1869 году Хеврон посетил рав Йосеф Хаим из Багдада (Бен Иш Хай), великий каббалист и ѓалахический авторитет. Он хотел выкупить пещеру Махпела у мусульман, но в конце концов не смог осуществить этот план.
В 1893 году был построен первый этаж здания благотворительного общества «Хесед ле-Авраам» (позднее здание стало называться «Бейт Ѓадасса»). Оно было построено на средства, пожертвованные состоятельными евреями Северной Африки. В здании находились больница, приют для неимущих и гостиница.
В 1901 году в Эрец-Исраэль из Крыма приехал рав Хаим Хизкияѓу Медини, которого называли «гаон из Карасубазара», крупный мыслитель и ѓалахический авторитет. Он был приглашен на должность главного раввина Хеврона и поселился в «Доме Романо». Там же он основал ешиву для наиболее талантливых юношей общины. В «Доме Романо» рав Медини завершил написание труда «Сде хемед» – обширной талмудической энциклопедии, которая вышла в 18 томах. Духовное влияние рава Медини на своих учеников и всю общину было огромно, и слава о нем распространилась далеко за пределы города. Он умер 24 кислева 1904 года и был похоронен в Хевроне на старом еврейском кладбище.
В конце 1907 года в Хевроне открылись гостиница «Эшель Авраам» и отделение Англо-Палестинского банка, на церемонии открытия которого присутствовал генеральный директор банка Залман Давид Левонтин. Директором хевронского отделения стал Яаков Ривлин, член самого значительного семейства общины. Банк обслуживал всех жителей Хеврона, как евреев, так и арабов. Он действовал до погрома 1929 года, во время которого был убит вместе со всей своей семьей его последний директор, Элиэзер Дан Слоним, да отомстит Всевышний за их кровь!
В 1909-1911 годах здание «Хесед ле-Авраам» было расширено: на пожертвования евреев Багдада и Индии был построен второй этаж, и все здание превратилось в больницу. Организация «Ѓадасса» направила туда медицинский персонал, и здание стало называться «Бейт Ѓадасса». Аптекарь больницы Бен-Цион Гершон с женой и двумя дочерьми жили в соседнем доме. Аптекарь, как и весь прочий медицинский персонал, находился в распоряжении больных 24 часа в сутки. Обслуживание в больнице было бесплатным для всех жителей Хеврона, как евреев, так и арабов.
Община хасидов Хабада также продолжала развиваться. Во главе ее стоял рав Шломо Йеѓуда Лейб Елиазаров, потомок праведницы Менухи Рахель Слоним, который был тесно связан с ребе Рашабом (Шалом Дов-Бер Шнеерсон), пятым ребе Хабадской династии. В 1912 году ребе Рашаб приложил огромные усилия, чтобы приобрести «Дом Романо» и прилегающие к нему дворы. Этой сделке содействовал рав Хаим Гойзман, представитель ребе в Хевроне. В этом доме ребе Рашаб основал ешиву «Торат эмет», которая стала самой крупной ешивой хасидов Хабада. В эту ешиву ребе направил лучших юношей Любавичей.
В годы Первой мировой войны (1914-1917) евреев Хеврона, как и всей Эрец-Исраэль, постигли многочисленные несчастья: бедность, голод, болезни. Многие евреи были мобилизованы в армию Османской империи и не вернулись домой. Из-за военного положения в Землю Израиля перестали поступать пожертвования и средства «халуки», что привело к экономическому краху еврейской общины Хеврона. Гостиница и банк закрылись, в результате чего евреи города утратили последние средства к существованию. Община хасидов Хабада также сильно пострадала, так как большинство ее членов были русскими подданными; ешива «Торат эмет» закрылась, а ее ученики разъехались.
В 1917 году, после Британского захвата, жизнь общины стала постепенно возвращаться в прежнее русло. В городе были созданы школы; больница «Ѓадасса» и гостиница «Эшель Авраам» возобновили свою работу. Однако ешива хасидов Хабада не была восстановлена. Британские власти конфисковали у общины «Дом Романо» и разместили в нем муниципальное управление и полицию.
В элуле 1922 года Хеврон посетил рав Авраам Ицхак Кук, главный раввин Эрец-Исраэль. После этого визита рав Кук «прикипел душой» к Хеврону и многое сделал для развития его общины.
В 1925 году в Хевроне обосновалась крупнейшая ешива мира: ешива «Кнесет Исраэль» из литовского города Слободка. Благодаря этой литовской ешиве, принадлежащей к движению «мусар», в общине Хеврона прибавилось более 200 евреев – учеников и раввинов. Еврейская жизнь в Хевроне стала более насыщенной, а вместе с ней улучшилось и экономическое положение общины. Ешиву возглавлял рав Моше Мордехай Эпштейн, а среди ее преподавателей были рав Йехезкель Сарна и рав Натан Цви Финкель – «дедушка из Слободки».
На протяжение поколений евреи Хеврона знали периоды подъема и упадка в отношениях с арабскими соседями. 20-е годы 20 века отличались относительным спокойствием и миром в отношениях с арабами и общим расцветом хевронской еврейской общины.
Погром 1929 года. Конец общины
Еврейская община Хеврона стремилась к спокойной жизин и была далека от всевозможных политических перипетий. Евреи города поддерживали дружественные отношения с арабскими соседями, и лишь немногие видели, что под кажущимся добрососедством разгорается огонь подстрекательства и ненависти, пока спокойствие в городе не было нарушено ужасающим событием: погромом 1929, невиданным в своей жесткости.
В 1929 году волна еврейских погромов прокатилась по всей Эрец-Исраэль, и ее жертвами стали десятки евреев по всей стране. Однако наиболее жестокий погром произошел в Хевроне. Он нанес еврейской общине города столь тяжкий удар, что она не оправилась от него вплоть до сегодняшнего дня.
Источником звериной ненависти к евреям стал Хадж Амин аль-Хусейни, которого британские власти назначили муфтием Иерусалима (позднее, во время Холокоста, Хусейни находился в Берлине и тесно сотрудничал с режимом Гитлера). В начале 20-х годов, после назначения на пост иерусалимского муфтия, Хусейни начал яростную пропаганду против евреев, не брезгуя клеветой и наветами. Власти британского мандата оказывали ему содействие, всячески стараясь ослабить еврейский ишув. Когда во всей Эрец-Исраэль начались погромы, евреи Хеврона отказались поверить, что эта беда докатится и до города праотца Авраама, где арабы и евреи сотни лет живут бок о бок в мире и согласии. Накануне погрома в город прибыла бригада бойцов Хаганы и предложила помощь в защите еврейского поселения, однако представители общинного совета попросили их покинуть город, чтобы не разжигать страсти. На следующий день начался погром, и евреи были лишены всякой защиты.
Погром начался в пятницу 24 августа, во второй половине дня. Из мечетей весь день неслись подстрекательские речи, и толпа арабов начала двигаться по направлению к еврейским домам, забрасывая камнями каждого еврея, попадавшегося ей на пути. Среди этих евреев оказался престарелый раввин Яаков Йосеф Слоним, направлявшийся к британскому комиссару, чтобы просить его о помощи. Однако британская полиция проявила к евреям презрительность и враждебность, отказавшись предоставить им хоть какую-то помощь. Комиссар приказал евреям запереться в своих домах и не выходить на улицу. Этот приказ определил всю дальнейшую судьбу евреев Хеврона – для многих из них дома оказались ловушкой смерти, где они погибли от руки арабских громил, подвергшись жестоким пыткам.
На следующий день, в субботу 25 августа, произошел ужасающий погром. Тысячи арабов, вооруженных топорами, ножами, вилами стали врываться в еврейские дома. Беззащитные евреи стали для них легкой добычей. Громилы не жалели никого и подвергали жесточайшим пыткам каждого еврея, до которого могли добраться. Они ворвались в дом престарелого раввина Йосефа Кастеля и жестоко убили его и всю его семью, а дом подожгли.
Рав Ханох Хасон, главный раввин сефардской общины, тоже был убит вместе со всей своей семьей. Бен-Цион Гершон, аптекарь «Бейт Ѓадассы», многие годы самоотверженно помогавший больным, евреям и арабам, был зверски замучан, после того как десятки громил изнасиловали его дочь на его глазах. Его жене отрубили обе руки, и она умерла в страшных мучениях. Сотни громил атаковали дом Элиэзера Дана Слонима, директора хевронского отделения Англо-Палестинского банка. В его доме скрывались многочисленные евреи, которые надеялись найти здесь свое спасение, но напрасно. Погромщики ворвались в дом и убили всех, кто находился в нем. Вся семья Элиэзера Дана Слонима погибла, в живых остался лишь его годовалый сын Шломо. Раненый и залитый кровью, он лежал под трупами своих родителей, когда его нашли после погрома.
Резня продолжалась. Громилы переходили от дома к дому, охваченные безумством, и убивали с чудовищной жестокостью своих соседей и друзей-евреев, с плачем моливших о пощаде. Однако ответом на мольбы были крики «Аллах велик!» и «Режьте евреев!» и удары ножа. Среди тысяч арабских погромщиков были единицы, которые защитили своих еврейских соседей и спасли их; все остальные, включая арабов, бывших близкими друзьями местных евреев, резали, мучали и насиловали без разбора стариков, младенцев, женщин и детей.
Спустя несколько часов жестокой резни, во время которой британские полицейские стояли и безучастно наблюдали, как на их глазах гибнут беззащитные евреи, раздались выстрелы в воздух. Двое евреев – братья Элияѓу Дов и Исраэль Арье Хайкель – были убиты прямо под ногами комиссарского коня, и комиссар полиции опасался, что жаждущая крови толпа нападет и на него. Он вызвал полицейских, и те стали стрелять в воздух. Толпа отступила, и погром прекратился.
Спасшиеся евреи начали выходить из убежищ, потрясенные масштабами резни. Англичане приказали им собраться в здании полиции. Туда же свезли и раненых, но не было практически никакой возможности оказать им медицинскую помощь, так как больница «Бейт Ѓадасса» была полностью уничтожена. В тот день погибли 59 евреев; еще 8 умерли от ран позднее. Англичане приказали евреям быстро похоронить убитых. Похороны состоялись в ту же ночь, и только 10 евреям было позволено присутствовать на них, чтобы прочитать кадиш. Святые жертвы погрома были похоронены в братской могиле, в четыре длинных ряда. Через три дня британские власти решили уничтожить еврейское поселение в Хевроне. Евреев посадили на грузовики и отвезли в Иерусалим. Дома и все имущество евреев стали добычей арабских громил. Так, в результате жесточайшего террористического нападения при содействии британских властей была уничтожена еврейская община Хеврона – самая древняя еврейская община в Земле Израиля.
Возрождение
После Шестидневной войны Хеврон стал второй по значимости целью для еврейского заселения (после Кфар-Эциона).
«Требуются: семьи или одиночки для заселения древнего города Хеврона. Обращаться к раву М. Левингеру». Это скромное объявление в газете привлекло внимание многих израильтян в 1968 году. Рав Моше Левингер и группа его единомышленников решили, что пришло время возвратиться домой, в освобожденное сердце Земли Израиля. В первую очередь члены группы хотели возобновить еврейское присутствие в самом древнем городе еврейского народа – Хевроне. Они поставили себе цель: провести Пасхальный седер в хевронском отеле «Парк». Это были трудные времена для гостиничного бизнеса в Хевроне. В течение многих лет отели города обслуживали иорданскую аристократию, которая постоянно приезжала туда, чтобы насладиться прохладным сухим климатом Хевронского нагорья. Шестидневная война заставила иорданских туристов изменить свои планы. Поэтому арабские владельцы отеля «Парк» очень обрадовались, когда рав Левингер положил перед ними пухлый конверт с наличными. Они согласились предоставить отель в аренду на неопределенный срок неограниченному количеству человек. Утром накануне Песаха 1968 года несколько семей со всего Израиля, в том числе, и семья Левингер, выехали в сторону Хеврона. В ту ночь в сердце Хеврона Пасхальный седер отметили 88 человек…
Рассказывает рав Левингер:
«Подыскивая подходящее место для Пасхального седера, мы стали ходить по городу вместе со старыми жителями, которые были изгнаны в 1929 году. Никогда не забуду, как мы ходили по Хеврону вместе с господином Авраамом Франко, одним из глав общины до погрома 1929 года. Мы пришли на старое кладбище, запущенное и грязное. На его скалистой части паслось стадо коз. Мы подошли к участку, на котором похоронены святые жертвы погрома 1929 года. Там был разбит огород. Господин Франко сказал: “Смотрите, вот под этой цветной капустой похоронен мой отец”. Господин Франко был очень рад возможности возобновить еврейское присутствие в Хевроне. Около “Бейт Ѓадассы” он сказал нам: “Когда вы вселитесь в Хеврон, я передам вам это здание”.
Мы арендовали отель “Парк” на 10 дней с возможностью продления срока на неопределенное время и откашеровали кухню отеля к Песаху со всей ѓалахической строгостью. Пасхальный седер вел депутат Кнессета рав Хаим Друкман; в нем принимали участие многие известные люди. Участники седера произнесли много теплых слов о выпавшей им чести проводить Пасхальный седер в городе праотцев. Мы говорили об Исходе из Египта до полуночи, а потом стали петь и плясать. К нам присоединились пограничники, которые были посланы охранять нас, несмотря на официальную позицию правительства “мы ничего не знаем”».
Два дня спустя рав Левингер сообщил в средствах массовой информации, что группа решила остаться в Хевроне. Министр обороны Моше Даян всеми силами стремился изгнать поселенцев из города. Он предложил им перебраться на армейскую базу неподалеку от Хеврона. Среди поселенцев начался жаркий спор. Были такие, которые думали, что переезд на базу задушит инициативу в самом ее начале, другие видели в предложении Даяна официальное признание де-факто еврейского присутствия в Хевроне. Шесть недель спустя поселенцы согласились перебраться на армейскую базу (впоследствии на этом месте был заложен город Кирьят-Арба). Рав Левингер настоял, чтобы им было предоставлено жилье на 120 человек, хотя в то время группа насчитывала менее половины этого числа. Многие обвиняли рава Левингера в том, что он тешится иллюзиями, но всего лишь несколько недель спустя его правота была доказана. 120 жилых мест не могли вместить сотни людей, которые хотели участвовать в возобновлении еврейской жизни в Хевроне, городе праотцев. «В 1967 году мы получили Землю Израиля на серебряном подносе», – говорит Мирьям, жена рава Левингера.
Еврейское присутствие в Хевроне было возобновлено в 1979 году. Через 10 дней после Песаха 1979 года группа из 10 женщин и 40 детей выехала посреди ночи на грузовиках из Кирьят-Арбы и вьехала в Хеврон. Они направились к заброшенному зданию «Бейт Ѓадасса», которое пустовало после погрома 1929 года. Женщины и дети залезли в здание через заднее окно. Проснувшись утром, дети громко запели: «И возвратились сыны в пределы их». Израильские солдаты, дежурившие на крыше здания, услышали пение, и, спустившись проверить, в чем дело, с изумлением обнаружили в комнатах женщин и детей. Они немедленно сообщили о случившемся своим командирам, и очень скоро «женщины Бейт Ѓадассы» стали темой, которая обсуждалась по всей стране. Глава правительства Менахем Бегин не поддерживал идею еврейского присутствия в сердце арабского Хеврона, но и был против насильственного физического изгнания членов группы. Он приказал полицейским и солдатам окружить здание и запретить ввоз чего бы то ни было, включая воду и провизию. Скоро на встречу с Бегиным прибыл рав Левингер, чья жена и дети находились в «Бейт Ѓадассе». «Когда Армия оброны Израиля окружила Третью египетскую армию во время войны Судного дня, вражеским солдатам поставляли провизию, воду и медикаменты, – сказал рав Левингер Бегину. – Если мы предоставляли все это врагам, которые напали на нас и убивали наших солдат, то мы должны предоставить как минимум и это еврейским женщинам и детям в Хевроне». Бегин был вынужден согласиться. В таких условиях женщины и дети прожили в «Бейт Ѓадассе» два месяца. Никому не было позволено заходить в здание, а тот, кто вышел из него, не мог вернуться. Через два месяца женщинам и детям позволили выходить и входить, но никому, кроме них, в здание входить не дозволялось. Так они жили в течение года. По субботам вечером, после молитвы в пещере Махпела, молящиеся, среди них и ученики ешивы «Нир» в Кирьят-Арбе, шли к «Бейт Ѓадассе», пели и танцевали перед ним, делали кидуш для женщин и возвращались в Кирьят-Арбу. В начале мая 1980 года, через год после того, как женщины и дети поселились в «Бейт Ѓадассе», группа мужчин подверглась нападению арабских террористов, устроивших им засаду на крыше дома напротив «Бейт Ѓадассы». Террористы обстреляли мужчин и забросали их гранатами. Были убиты шестеро евреев и ранены шестнадцать. В ту же неделю израильское правительство дало официальное разрешение на возобновление еврейского присутствия в Хевроне. Бегин дал разрешение на ремонт «Бейт Ѓадассы» и соседнего с ним дома – «Бейт Хасона», а также «Бейт Шнеерсона», расположенного в старом Еврейском квартале. В «Бейт Ѓадассе» был построен дополнительный этаж, и в 1986 году туда въехали 11 еврейских семей.
Сегодня в Хевроне проживают около 500 евреев. В городе также расположена ешива «Шавей Хеврон», которая насчитывает более 250 студентов.
Перевод фрагмента из книги Арье Клайна «Дворы города праотцев»
Перевела и подготовила к печати Хана Ар-Шалом
