«Эрмитаж» в Ленинграде всегда был местом паломничества. Любители музеев и любители искусства, люди среднего возраста и школьники, молодёжные компании и почтенные пары, – готовы были выстаивать многочасовые очереди, чтобы побродить по залам, полюбоваться произведениями искусства, или просто посмотреть «как люди жили».
Правом проникнуть в «обитель искусств» вне очереди среди прочих «привилегированных» категорий были наделены и участники Великой Отечественной Войны. Очередь, не выражая неудовольствия, пропустила нас с отцом к двери.
На злобный, враждебный, яростный взгляд наткнулись мы уже внутри, в вестибюле. Белобрысый верзила, уже довольно немолодой, из группы немцев, вокруг которых юлил угодливый гид из «Интуриста», не сводил глаз с моего отца, «зацепившись» взглядом за орденские планки: медаль «За отвагу», «Орден Красной Звезды», медаль «За Победу над Германией…». Пышущий здоровьем дородный бюргер смотрел на своего противника, на человека, которому проиграл войну, к тому же – на еврея, с неугасшей, вернее – неугасимой – ненавистью. Отец смотрел на него спокойно, как на препарат на предметном столике микроскопа. «Смотри, – сказал он маме. Мы не сдали им город в блокаду, а сейчас они чувствуют себя здесь хозяевами». И улыбнулся иронически: «А, его тоже пропустили без очереди, как участника войны». Ветеран вермахта, видимо, неплохо понимал по-русски. Во всяком случае, взгляд его стал ещё «дружелюбнее», а губы сложились было в какую-то брань. Отец бы за словом в карман не полез (даже за немецким). К тому же, его опыт победы над Германией уже был отмечен медалью. Но международный конфликт не состоялся, поскольку в эту минуту появилась светловолосая, арийского типа, «эрмитажная гидесса», и увела «недобитого врага» в кулуары «жемчужины Растрелли», откуда их соотечественница – Екатерина Вторая, «голштинская принцесса» София-Федерика, незаконная дочь прусского короля Фридриха II Великого – кумира лидеров фашистской Германии (не путать с Барбароссой), правила Россией.
Только теперь, после знакомства со статьёй Филиппа Баррина , вся глубина бездны, из которой выплескивался горящий ненавистью взгляд состарившегося наци, стала очевидной. «Двухметроворостый» румяный немец, возвышавшийся над группой попутчиков, почувствовал себя вновь потерпевшим поражение. И виной этому был бледный благородный интеллигентный человек. Еврей. Не забившийся в щель, не бежавший от опасности, мужественный Человек. Не демон, не насекомое (а сохранить человеческую индивидуальность и в Советском Союзе было непросто). И в эту минуту было совершенно не важно ни то, что за сорок с лишним лет прошедших с окончания войны немец только преуспевал и набирался здоровья, а мой отец, воевавший и на Волховском, и на Первом Прибалтийском, и на Втором Украинском фронтах, демобилизовался только в 1946-ом; ни то, что на долю отца и после войны выпало немало испытаний, как всегда происходит с порядочными людьми, не желающими «мимикрировать»; ни то, что в Ленинград он приехал на консультацию в Военно-Медицинскую академию, потому что дала о себе знать тяжелейшая фронтовая контузия, а немец – на экскурсию в Эрмитаж. Всё это не имело значения. Немец увидел перед собой не просто победителя. Навстречу ему шёл с семейством Еврей, неистребимый, улыбающийся, восторжествовавший. С боевыми наградами, и с медалью «ЗА ПОБЕДУ НАД ГЕРМАНИЕЙ» – зримым и материальным воплощением своего торжества.
Статья Филлипа Барина обнажает многое. Прежде всего, отлично отлаженный механизм манипулирования общественным сознанием. Know-how, которое учитывает всё: национальный культ физической чистоплотности; приверженность к порядку и дисциплине; ментальность различных социальных слоёв – от лавочников до аристократов; естественную человеческую заботу о судьбе потомства и естественную настороженность по отношению к «иноверцам», романтические традиции и первобытные инстинкты. Всё увязано в единую, слаженно работающую систему идеологической обработки. На выходе этого процесса унификации человеческой личности – сплоченное в едином порыве милитаристское государство. Такой порыв можно с большим КПД направить на что угодно.
Но вместо вопроса «Почему евреи?» (всегда становятся мишенью преследований), над которым призывают размышлять читателя Д. Прейгер и Д.Телушкин в одноименной брошюре, Филлип Барин задаёт другой вопрос: «Почему в Германии?» (вырос, окреп и достиг кульминации стоивший жизни 6-и миллионам антисемитизм наци). Вопрос закономерен. Почему не во Франции, к примеру? И у Франции есть «давние хорошие традиции», (которые, как показали недавние события, достаточно живучи). И дело Дрейфуса отнюдь не первое в этом ряду. Ещё Филипп IV Красивый, удачливый французский монарх, сделавший многое для своего государства (в значительной мере на еврейские деньги), периодически изгонял евреев, и «прощал» их должников. Нечто подобное происходило во многих европейских государствах, княжествах, герцогствах. «Хидуш» Филлипа состоял в том, что в 1306 году он арестовал всех французских евреев. Они должны были немедленно покинуть страну, а всё их имущество «изымалось» в пользу казны. За огромную «контрибуцию» король разрешил им «задержаться» в стране ещё на 12 лет. Сменивший его на престоле сын, Карл VI, изгнал евреев из своих владений ещё до истечения действия «конвенции». Когда Франции понадобились деньги для войны с Англией, на евреев снова взглянули «благосклонно», а в конце 14-го века снова изгнали.
Таким образом, и Франция вполне могла стать «родиной нацизма», будь исход Первой Мировой другим. Была у французов и собственная версия расизма. В начале 30-х годов некто Р.Мартиаль опубликовал работу о французской расе. В качестве основания для сравнения групп людей он избрал не видимые признаки (конфигурация головы, цвет кожи), а показатели генетической структуры, что было в то время новым и перспективным. Обнаружив расхождения у разных популяций в биохимическом составе крови, он вывел «биохимический индекс крови». Этот индекс составлял у французов -3,2, у немцев – 3.1, у поляков -1,2, у негров -0.9. Затем этот произвольно вычисленный индекс трансформировался в показатель значимости нации, и на этом основании делался вывод: французы превосходят поляков, поляки – негров, и т.д. В этой иерархии немцам разрешено было «дышать в затылок» французам, (и это бывшему, и потенциальному врагу), но уж все остальные…
История не имеет сослагательного наклонения, поэтому не можем судить о том, во что вылились бы теоретические предпосылки Р.Мартиаля. «Дело Дрейфуса» за 30 лет до Мартиаля продемонстрировало «чем дышала» современная ему Европа.
Тщательный и всесторонний анализ антисемитизма наци, выполненный Ф.Баррином, сотрудником Международного центра исследований антисемитизма, приводит к выводу, что это не специфически германское явление. Подобный продуманный и спланированный «всплеск народной ненависти к евреям» мог возникнуть где угодно. Технология позволяет. Только нужно проработать детали, использовать другие национальные особенности, иные исторические традиции. И тогда схема – «евреи – враг внутренний, а мировое еврейство – внешний», начинает работать в любой стране, особенно в эпоху, когда страна испытывает какие-то сложности: экономические, или идеологические. Довольно просто убедить человека, что он должен защищаться (значительно проще, чем убедить его нападать – среди обычных людей патологических агрессоров немного). А искусно навязанная пропагандой «необходимость защищаться» быстро приводит к мысли, что нападение – лучшая защита.
Аналитическая статья Филиппа Баррина не утратила своей актуальности, так как знание принципов работы схемы позволяет определить, в какой части цепи следует установить мощное сопротивление эскалации «каннибализма». А в этом заинтересовано каждое цивилизованное демократическое государство
Отец, 60-ые годы
