54

История с ханукией

December 1, 2004 Автор: рав Йосеф Менделевич - No Comments

Это маленькое чудо случилось со мной в 1972 году в лагере ЖХ17 Озерлага Главного Управления "исправительно-трудовых учреждений". Наступал праздник Ханука, и наша небольшая еврейская община решила отметить этот праздник как следует. Для нас, участников еврейского освободительного движения в СССР, праздник Ханука был особенно важным. Для многих из нас он в свое время стал первых еврейским праздником, с которым мы познакомились.

Уже в начале 60-х годов синагоги стали центрами возрождения еврейского самосознания. Хотя синагоги находились под контролем КГБ, это все же был единственный легальный еврейский центр, символизирующий наше национальное прошлое. Еврейские заключенные – сионисты, только что освобожденный из сталинских лагерей по хрущевским реабилитациям, увидели именно в синагогах плацдарм для начало движения Возрождения. Они организовывались по праздникам и устраивали у синагог совместные песнопения и пляски – Хора, "Хава нагила", "Давид Мелех Исраэль" и, конечно же, гимн Пальмаха1.

Для нас, советских комсомольцев, из всех праздников наиболее близким была Ханука – освободительная война еврейского народа против "греческих колонизаторов". Так что ходили мы к синагоге особенно на Хануку, пели песни, танцевали под магнитофонные записи израильских песен, а потом более активных приглашали на продолжение ханукальной вечеринки на квартиру. А там уже начинались разговоры о государственном антисемитизме, насильственной ассимиляции, о сионизме. Конечно же, зажигали ханукальные свечи и ели "латкес". Таким образом, ханукальные свечи зажигали у нас в душе первые проблески еврейского самосознания. Понятно, поэтому, что для нас, арестованных сионистов, Ханука стала "нашим" праздником национальной борьбы в Советском Союзе.

Бронзовая Ханукия, Италия, XVI - начало XVII вв.
Бронзовая ханукия, Италия,
XVI – начало XVII вв.

В условиях советского лагеря для государственных преступников все было не просто. Но труднее всего было достать или изготовить ханукию – восьмисвечник. Кусочки дерева можно было достать, но ведь ножи держать было запрещено. У моего товарища Шимона, родом из литовского города Каунаса, были друзья – заключенные литовцы. Не со всеми литовцами мы общались. Были литовцы – полицаи, убийцы. Мы их ненавидели. Но были в лагере другие литовцы – партизаны, которые в лесах сражались с советскими оккупационными войсками. Мы с ними дружили, так же, как и с украинскими бойцами УПА. И вот, Шимон выяснил, что у одного литовца, Ионаса есть маленький нож, которым он мастерит всякие поделки из дерева. Мы договорились с Ионасом, что он за небольшую мзду хлебом изготовит нам маленькую менору-восьмисвечник размером чуть больше ладони, так, чтобы при обыске ее можно было легко спрятать. Менора удалась на славу – из березы с небольшими отверстиями для самодельных свечек, которые мы изготовили из парафина, случайно обнаруженного на складе промзоны.

Так как менора была изготовлена заранее, ее надо было где то хранить, и я решил спрятать ее в "каптерке", складе личных вещей. Поскольку все вещи при поступлении в лагерь проходили тщательный осмотр, да к тому же в каптерке постоянно находился охранник, "шмоны" – обыски – там практически никогда не проводились. Поэтому там я и запрятал менору.

Но вдруг – неожиданность. В каптерку нагрянули надзиратели, и был объявлен тотальный обыск. Что-то искали. Сердце мое сжалось от страха. А вдруг ищут менору? Кто-то донес. Вызывали всех по очереди. Я пытался оттянуть время в надежде, что им надоест, но, наконец, вызвали и меня. В каптерке был полный разгром. Шмонали сразу несколько ментов, и повсюду высились кучи конфискованных вещей. "Не положено! Не положено!" – вопили менты. Я сообразил, что мне этот балаган только на руку. Ведь вещи были раскиданы повсюду и не убирались. К тому же надзиратели порядком устали и потеряли бдительность. Сразу созрел план действия. Мои вещи я хранил в холщевом мешке, а менора была спрятана в свернутой паре носков. Подчинясь приказу надзирателя, я схватил свой мешок и в наигранной поспешности вывернул на пол все его содержимое. Расчет был точный. Мои скромные пожитки рассыпались по всему полу. Надзиратель был недоволен, что ему придется ползать по полу и ощупывать все по порядку. Он естественно начал с того, что у него было под носом. Я же сразу устремился к носкам, то есть, к меноре. Став перед надзирателем, что бы собирать в мешок проверенное, я тем временем стал отпихивать "носки" под нижнюю полку стеллажей каптерки. Удалось! Усталый надзиратель к тому же стал явно портачить. Надоело ему искать в убогой котомке за ту же самую жалкую зарплату. – Ладно, собирай свое барахло, – буркнул он. И я стал дрожащими руками запихивать все обратно и "носки" тоже, разумеется.

Наступил первый день, первая свечка Хануки в неволе. Вечер. Мы собрались в "предбаннике" перед заводским цехом, опасаясь, что сейчас явится дежурный патруль и "застукает" нас на месте преступления. Каждый из нас смотрел на слабенькое пламя и видел в нем что-то свое. А я видел маленькое чудо спасенной меноры.