Несколько лет назад я отмечал 34-летнюю годовщину своего ареста. Кто-то скажет: «Нашел чему радоваться!». А я радуюсь. Радуюсь тому, что пережил этот черный день, первый допрос на аэродроме, первый час в тюрьме Большого дома, долгие дни в одиночке.
Я мог быть убит во время ареста, сбит в воздухе, расстрелян по приговору суда, как того требовал «народный» обвинитель.
Я мог быть убит на пересылке блатными и загнуться за одиннадцать лет владимирского централа и Дубровлага. Но я остался жив. Я вспоминаю свой последний путь «на воле» — из аэродрома в тюрьму — на кагебистской «Волге». Было 15 июня 1970 года. Утро. Синее небо. Вот молодая мама толкает перед собой коляску. Идет детвора. Жизнь. А у меня уже нет жизни. И я спросил себя со всей откровенностью человека, которому уже не перед кем рисоваться: «Ну что, жалеешь?», и ответил себе: «Нет, не жалею».
Я так любил Израиль, что если бы не попытался бежать туда, презирал бы себя всю жизнь. И теперь я знаю, что любил по-настоящему — всем, что у меня есть. Любовь… Желание пожертвовать, отдать все любимой, когда сама возможность дать, не получив ничего взамен, — уже счастье. Откуда это берется у человека — против всякой логики и инстинктов эгоизма? Может ли такое быть? Очевидно, может. Ведь самый главный импульс в поступках человека — это стремление к всесилью: много денег, много власти, много (как можно больше) удовольствий. Это нескончаемое стремление к безграничному, безусловно, проистекает из того, что и мы сотворены по Образу и Подобию. Но инстинктивно стремясь к тому, чтобы быть подобными Ему, лишь немногие понимают, что высшее Его могущество в том, чтобы давать — любить бесконечно. И рад я тому, что хотя бы на какой-то миг смог приблизиться к осуществлению этого Подобия.
Итак, сегодня у меня праздник — день ареста. Для моего случая дата посадки — это дата освобождения. В тот день я стал свободным человеком, ибо перестал бояться сильных мира сего и принял власть Великого, Сильного и Вселяющего трепет (как мы говорим в молитве 18 благословений: а-Гадол, а-Гибор вэ а-Нора). Меня часто спрашивают «Ну, как ты теперь, после освобождения и приезда в Израиль — не разочаровался?» Очевидно, имея в виду, что я представлял себе Израиль как некий идеал, который рассыпался при столкновении с реальностью; что я наверняка рассчитывал на то, что государство за мои «подвиги» назначит мне персональную пенсию и я буду разъезжать по белу свету и есть «белые булочки с маслом» (так в лагере представляли светлое будущее). Нет, я не разочаровался.
Единственным моим разочарованием было то, что белый хлеб, вредный для здоровья, дешевле черного. Тот, кто спрашивает о разочаровании, просто не понимает побудительных причин нашей борьбы.
Мы хотели массового выезда евреев в Израиль — достигли 1000 000 и, следовательно, нечего разочаровываться, надо радоваться.
Хотели жить у себя на Родине — достигли. Хотели завести семью и детей — слава Богу! Хотели учиться — учились. И самое главное: хотели и мечтали бежать из чужой жизни России в свою еврейскую жизнь с ее сложностями и трудностями. Какой же взрослый человек может думать, что есть идеальная жизнь, подаваемая на тарелочке с голубой каемочкой?! А вот то, что можно работать над созданием этой идеальной модели без опасности загреметь в тюрьму за инакомыслие, — так это именно так! И вдобавок к тому — без всякого опасения, что кто-то из соратников по построению Идеала в один прекрасный день попрекнет меня моим «жидовским» происхождением. Есть прекрасный план совершенствования — Тора, есть идеальное место для претворения этого плана — страна Израиля. Есть прекрасный человеческий материал для исполнения этого плана — народ Израиля. Единственным источником разочарования могут быть только свои собственные силы и способности. Но я вполне осознаю факт своей ограниченности и поэтому вместо очарования и разочарования я просто знаю и верю.
