Стремительно приближается Песах. Гром пред-пасхальной уборки начал уже заглушать треск предвыборной агитации. Давайте и мы начнем готовиться к этому замечательному празднику.
Пасхальный Седер нельзя себе представить без детских вопросов. Обычно их поют всей семьей на древние мотивы. Помните: «Ма ништана а-лайла а-зэ…» Это настолько традиционно и патриархально, что мы и не замечаем глубокой каверзности этих самых «детских» вопросов. Кстати, отвечает Агада на эти вопросы только частично.
Самый каверзный, однако, вопрос касается самого главного. Почему весь год мы едим и мацу (кто любит), и хамец (нормальный хлеб и другие хлебобулочные изделия), а сегодня — только мацу? В песне это звучит наивно и безобидно. Однако отнесемся к этому серьезно. Ну хорошо, едим мы в Песах мацу. В честь чего мы ее едим? Правильно. Не успело тесто закваситься. Ай-яй-яй, очень шибко шли, понимаешь. Я знаю, что это — ответ самой Агады, и тем не менее….
Знаете, сколько времени нужно смеси муки и воды, чтобы началось брожение? 18 минут. Таким образом, вот этих-то 18 минут и не было у еврейского теста с того момента, когда покинули родные хаты, и до того, как перешли за полосатые столбики границы Египта. А Египет — это не Израиль в районе Нетании. Это совсем другие масштабы. Помните, как там написано в рассказе «Вождь краснокожих» у писателя О’Генри: «Мы уже не те, что раньше, но за два часа добежим до канадской границы».
На этом примере я хочу показать, что не стоит относиться к Агаде и к еврейской традиции в целом слишком упрощенно.
Но про мацу в Агаде хоть какое-то объяснение есть. А хлеб-то чем евреям помешал? Никто же не против мацы. Религиозные-нерелигиозные — в каждом нормальном еврейском доме маца на Песах лежит на столе. Даже в советские времена часто лежала. Вместе с хлебом, как правило. А как же? Хлеб — всему голова. Даже сейчас в Израиле, знаете, какой самый любимый арабами еврейский праздник? Бесах (1). Потому что в Бесах евреи покупают у арабов битот (2). Процентов тридцать евреев всего. Но арабам хватает, чтобы подзаработать…
Я к чему все это веду. Если и можно все остальные атрибуты этого праздника связать с историческими событиями, то запрет на употребление в пищу квасного ни в какие исторические ворота не лезет. Да и масштабы этого запрета столь серьезны, что… Посмотрите, что происходит сейчас, задолго до начала Песаха, почти в каждом доме, где живут соблюдающие Тору евреи.
Рав, у которого я учил Талмуд, говорит, что «уши Амана»(3) его жена разрешает есть только над пакетиком, чтобы не уронить, не дай Б-г, крошки. В последнюю неделю перед праздником это вообще уже достигает масштабов революции. Меняется вся посуда. Кто не может позволить себе купить новые кастрюли, опускает старые, отодраенные до последнего пятнышка, в огромный чан с кипящей водой. Кухонные столы застилаются фольгой или толстой клеенкой, газовые плиты (отскобленные до основанья) тоже покрываются толстой фольгой. Обеденный стол застилается клеенкой и скатертью, поверх которых в праздник расстилают еще и третью. Вытряхивают все карманы. Перелистывают книги на предмет обнаружения все тех же крошек.
И, наконец, вечером, накануне Песаха, весь народ Израиля зажигает свечки, берет перышки (чтобы доставать этот окаянный хамец из мелких щелей), и с серьезнейшим видом все обходят комнату за комнатой, угол за углом. Крошки, как правило, найти уже не удается. Так чтобы не зря искать, раскладывают специально кусочки последнего хамца. А в конце этого шмона мы читаем декларацию. Да-да. Декрет об упразднении того хамца, коего нам не удалось обнаружить. Назавтра сжигаем те кусочки, которые нашли вчера, плюс то, что осталось от прощального (с квасным) завтрака. И опять — декларация об окончательном упразднении всего квасного. И, наконец, совершенно свободные от квасного, мы встречаем наш праздник освобождения.
Если бы можно было приравнять хамец к частной собственности, то нас можно было бы назвать пролетариями. В чем тут дело? Ведь даже по сравнению с другими еврейскими законами пасхальные ни в какое сравнение не идут. Самый простой ответ на этот вопрос каждый читатель может найти самостоятельно — в Торе. Посмотрите, сколько раз закон о квасном в Песах повторяется в одной только главе Бо. Пять раз!
Можно сказать так: Всевышний выводит нас из рабства рукою мощной и мышцею простертой без какого бы то ни было нашего участия. Он велит взять барашков, помазать их кровью дверные косяки на глазах у всего Египта, для которых эти самые барашки были божествами.
Пасхальный барашек — гораздо более проблематичная заповедь. Но разве кому-то пришло в голову ее не выполнить? Кто не выполнил — не вышел. Вполне справедливо.
Второе условие — это как раз этот самый хамец. Да, Всевышний и про него ничего нам не объяснил. Но разве это что-то меняет? Раз Всевышний очень просит постараться не есть хамец, не видеть хамец и не владеть им — какие вопросы? Приложим все наши силы и выполним. Однако даже самое доскональное выполнение не освобождает нас от необходимости понять. Понять, что произошло тогда в Египте и что происходит с нами из поколения в поколение. Понять, почему в Песах запрещено есть хамец, квасное — символ спокойной, неспешной устоявшейся жизни. Для этого-то мы и собираемся вокруг пасхального стола.
Примечания
1) Арабы не выговаривают звук «п» и заменяют его на «б».
2) Питот — множественное число от слова «пита» — лепешка, популярная в Израиле.
3) Оменташи — пирожки с маковой начинкой, которые едят в Пурим, отмечаемый за месяц до Песаха.
