Спросите у среднего индуса или японца, сколько в мире израильтян, и он назовет цифру от 200 до 500 миллионов. Во многом он будет прав. Прежде всего в том, что субъективное присутствие Израиля в мире раз в сто превышает его объективное положение, определяемое такими параметрами, как население и территория. Иными словами, соотношение между яркостью света, излучаемого «израильской лампочкой» и физическими параметрами «лампочки», многократно превосходит соответствующее соотношение у «лампочек» других народов мира.
Однако наш японец или индус будет прав и в другом: мы выглядим, как полмиллиарда, не только снаружи, но и изнутри. Яркость света, а порой и ожог, ощущаются и в самом Израиле. Расстояние между Тель-Авивом и Иерусалимом – 60 километров… но это географически. Духовно – это две цивилизации: море и горы, песок и камень, одному меньше 100 лет, другому более 3000, один устремлен на Запад, другой тянется к небесам. Я сознательно упрощаю. Ведущий комментатор израильского TV, специалист по арабскому миру, однажды рассказал, почему он не согласился на предложение переселиться в шикарную квартиру в северном Тель-Авиве: «Я не хочу вставать с видом на море и отдыхающих», – заявил он, «я хочу видеть из окна белый иерусалимский камень и слышать муэдзина, чтобы не забывать, где я живу». Расстояние между некоторыми иерусалимскими кварталами внешне измеряется одной остановкой автобуса, а на самом деле – веками. Примеров много.
Порой напряжение становится невыносимым. Идеологический накал заставляет многих укрыться в своем секторе, в кружке единомышленников. Община превращается из связующего звена с остальными частями общества в средство самоизоляции.
Парадоксально: чем более секторальным становится общество, тем меньше легитимности остается у самого понятия «секторальность»: порок секторальности, преобладающий на деле, компенсируется приверженностью к единству на словах. Противостоять ему действительно сложно, ведь каждый сектор сам по себе представляет «мирок» и имеет огромную силу притяжения: свою ментальность, язык, газеты, образ жизни, свое мировоззрение и чувство собственной правды, свой духовный и культурный комфорт, и у каждого – готовый рецепт достижения общего блага. Порой секторальность выливается в отчуждение и равнодушие: пока одних выселяют, другие ходят в кино. Пока отстаиваются интересы своей группы, благо общности Израиля остаётся за бортом. Такая секторальность – беда.
Однако выход ни в коем случае не заключается в отрицании секторальности. Израиль никогда не был монолитным, и единство народа никогда не достигалость ценой однородности. Выход – в переосмыслении значения секторальности. Важно понимать, что каждый «сектор», каждая отдельная социальная группа является, прежде всего, посланником всего израильского социума для выражения одного из идеалов народа. Сам по себе и отдельно от народа ни один сектор ничего не стоит: ни русскоязычные израильтяне, ни харедим, ни сабры из кибуцев, ни поселенцы. Лишь народ в целом обеспечивает как физическое, так и духовное существование. Ведь русскоязычный сектор есть, прежде всего, перевод израильской действительности на язык евреев из СНГ; общины харедим также являются ультраортодоксальной производной израильских реалий. Иначе говоря, любой «сектор» есть, прежде всего, «клаль Исраэль» («общность Израиля») в переводе на ментальность, образ жизни, язык и т.д. этого сектора.
Проблема в том, что часть общества позволила себе подзабыть, кто из двух первичен – сектор или народ. Некоторые даже утверждают, что сам народ ни что иное как мозаика, набор разнородных секторов.
Сегодня важно вернуть вещи на свои места и вспомнить о забытом «Клаль Исраэль». Роль проводника, первого из колен израилевых, выпадет не только тому, кто будет проявлять наибольшую способность на самопожертвование, а тому, кто больше всего беспокоится о благе всего народа, и тому, кто, представляя свой аспект «общности Израиля», никогда не забывает, что он прежде всего представитель и посланник всего народа.
