34 года правил Хордус, раб дома Хашмонаев, пока не заболел тяжело и не мог подняться с постели. Когда страшные боли оставили его на короткое время, он произнес завещание: «Страна пусть будет разделена на четыре части, править которыми будут сыновья и сестра его. А Аркелос, сын его, получит Йерушалаим и будет царем над всеми».
И приказал он раздать всем воинам своим по пятьдесят адрахмонов. Конец Хордуса приближался. Едва живого, его отвезли в город Йерихо. Но и в этот час не забыл он о своей ненависти к евреям Иудеи. Знал он, что никто не будет оплакивать его, а только возрадуются его смерти. И решил он отомстить народу за то веселие, которое устроят они на улицах городов и в деревнях после его смерти. И задумал он то, что от сотворения мира не приходило в голову ни одному тирану. И был провозглашен приказ его, повелевающий предстать перед ним главам родов со всей земли израильской, а кто осмелится ослушаться – смерти предан будет. И предстали перед ним несколько тысяч людей именитых. И согнали их всех на ипподром, а вокруг поставили солдат. И приказал Хордус сестре своей Шуламит и мужу ее, чтобы никто не узнал о смерти его, пока не заколят копьями всех согнанных на ипподром. Чтобы плакал весь народ в дни его смерти! Но не осмелилась Шуламит сделать это, опасаясь гнева людей. И были отправлены домой заложники, и вернулись отцы к семьям своим, а на улицах было ликование и радовались как их освобождению, так и смерти Хордуса, тирана и злодея. И объявили этот день – 2 числа месяца шват – праздничным, ибо радость это перед Б-гом, когда злодей уходит из мира.
Гилелю было в тот год 110 лет (2 й год до этой эры). Два с половиной года спорили приверженцы школы Шамая и ученики Гилеля, хорошо ли человеку, что он был сотворен. И первые говорили, что лучше бы ему вообще не быть сотворенным, а вторые – что бытие на благо ему (Эрувин, 13б).
Как же плохо? Неужели вся жизнь с ее радостями и страданиями бессмысленна, ничего не дает и никуда не ведет? Чудовищно! Но подождите… Человек состоит из души и тела. Так, о чьем же благе следует говорить – о благе души, привязанной к небесам, или о благе тела, сотворенного из праха земного?
И ученики Шамая, и мудрецы школы Гилеля говорили о благе души, так как тело невечно. Шамай уверял, что жизнь эта не имеет ценности как таковая и человек прибывает в этом мире только для того, чтобы, вернувшись на небеса, оценить их свет и благо, и, следовательно, нечего дорожить этим бытием здесь.
«О, нет, – возражал Гилель, – в жизни есть самостоятельная ценность, и в прахе земном она присутствует».
