Окончание Начало см. здесь
Талмуд особое внимание уделяет времени и по-особому к нему относится. Несколько раз на страницах трактата Санэдрин упоминается фраза из пророка Йешаягу: "Вовремя, но поспешу". Наверно, поэтому у тезки пророка, Реб Ишия (полное имя – Йешаягу), который был часовщиком, весь дом был увешан часами разных размеров, моделей и времен (дай ему Б-г до ста двадцати). Они показывали одно и то же время, но тикали вразнобой и на все лады. Неизвестно, знал ли Реб Ишия Талмуд, но вел он себя в полном соответствии с описанным в нем законом. В субботу запрещается играть на музыкальных инструментах и даже выстукивать мелодии ложкой по стакану, можно только хлопать в ладоши. Отбивать такт ногами многие авторитеты тоже запрещают. Поэтому в субботу Реб Ишия пускался в пляс, а из-под его подметок при этом сыпались настоящие мелодии. Ведь если ноги поют, им не запретишь – они не голова и не руки! Когда он пел, то вместо слов чаще всего раздавалось: "Ай-я-яй". Сначала многие думали, что это просто крик – то ли радости, то ли отчаяния, но потом все поняли, что это самое прямое и непосредственное обращение к Б-гу. Когда Реб Ишия рассказывал истории из жизни евреев, часы, несмотря на то, что они продолжали идти и правильно указывали время, все разом отставали на несколько столетий.
«Один еврей прочитал, что если не говорить сорок дней ничего лишнего – представляете, совсем ничего лишнего – то откроются тебе великие тайны. И вот он не разговаривал сорок дней, и ничего ему не открылось. Тогда пошел он к Баал Шем Тову. Тот спрашивает его: «Ну хорошо, лишнего ты не говорил – а Тору ты читал вслух?» – «Читал», – отвечает еврей. – «А псалмы?» – «Читал». – «А молитвы?» – «Читал». – «Ну, значит, это все были лишние для тебя слова».
«Как же лишние?» – спрашивал Реб Ишия. И сам же отвечал: «Если до сердца не дошло – значит, все это лишнее: и Тора, и псалмы, и молитвы…»
***
Урок по Талмуду в Большой московской синагоге на протяжении двадцати-тридцати лет вел один из учеников великого Хафец Хаима, реб Авром Меллер (да будет упоминание его имени благословением). Когда он увидел, что за длинный зеленый стол подсаживается молодежь, из любопытства заглянувшая в синагогу, совершенно не подозревая о том, что сегодня же об их визите будет известно в институте или на работе, он стал переходить с идиш на русский, которым он владел настолько хорошо, что точно подбирал для талмудических понятий аналогичные юридические термины на русском. Он переделывал русские слова так, чтобы они походили на арамейский, столь часто употребляемый на страницах трактатов. За преподавание в общественном месте по-русски ему было сделано замечание лицами, «курировшими» синагогу через ее администрацию. А когда он не перестал давать уроки на государственном языке, те же лица через тех же лиц запретили ему давать урок Талмуда в синагоге вообще. Но он, человек, отсидевший свое в свое время, продолжал! И ничего с ним не смогли сделать – хотя нервы старику потрепали изрядно.
Реб Авром ездил в праздники на метро. Не потому, что мало знал – наоборот, он прекрасно разбирался в Талмуде и знал, что, когда и в какой ситуации допустимо позволить себе, чтобы добраться до синагоги и молиться вместе со всеми. (Конечно же, речь не идет ни о субботе, ни о Йом Кипур. Закон для этих дней отличается от праздничных законов). В метро он никогда не опускал пятачок в автомат, так как это привело бы сразу к нескольким нарушениям запретов, действующих в праздничный день, а вешал на пальто проездной. Реб Авром Меллер не пропустил ни одного случая, чтобы на предложение: "Садитесь, пожалуйста" – не ответить: "Спасибо, я уже сидел", что полностью соответствовало действительности (советской).
Как известно, правила написания свитка Торы не предполагают какого-то определенного размера пергамента, и свиток, написанный искусным сойфером, может быть совсем небольшим. Свиток Реб Аврома помещался в сумку. Однажды, после окончания молитвы в одном из домашних миньянов, Реб Авром, укладывая этот свиток в свою матерчатую сумку, заметил: "Это самая тяжелая книга на свете". У него было право сказать так.
Несколько позже уроки Торы по-русски зазвучали и в "малой" синагоге в Марьиной роще. Для стариков, привыкших молиться в этих стенах с незапамятных времен, это было в диковинку. Как-то в боковую комнату, где молодежь оживленно обсуждала недельную главу Торы, заглянул один старик и посоветовал: "Вы бы лучше не в комнате занимались, а в зале, где молятся. Тогда, если придут, можно сказать, что вы учитесь только полчаса после молитвы, потому что так положено. А так, в комнате, у вас как будто кружок получается. А это дело запрещенное. Мы вот, например, всегда в зале учились, чтобы никто ничего не сказал". Кто-то удивился и спросил у советчика: "Когда это вы учились?" "При Николае", – ответил старик.
Так вот пережили наши старики и Николая, и советскую власть. Дай им Б-г здоровья на Святой Земле и во всяком месте.
