 |
|
|
Каждый день я еду на работу по оккупированным арабами территориям. Подъезжая к Иерусалиму со стороны Самарии, смотрю, как арабские рабочие под присмотром еврейских инженеров любовно и кропотливо строят десятиметровую стену разделения. Уродуют пейзаж, разрушают холмы, портят вид. Стена проходит по северной границе Иерусалима, вдоль района Неве-Яаков. Жителям Неве-Яаков оставляют полоску в пятьдесят-сто метров шириной – как плац для прогулок в тюрьме. Гуляйте, дорогие евреи. Деревья, уцелевшие во время стройки века, подарят вам свою отрадную тень. Еще более густую тень подарит 10-метровый монстр – Великая Еврейская Стена.
Вроде ведь не китайцы… И нет смысла защищаться так от Великой Степи – диких маньчжуров внутри не меньше, чем снаружи. Первого числа возле почты на Яффо длинная очередь ухмыляющихся усатых арабов. Спешить некуда. Каждый выходит с плотно утрамбованной пачкой наличных шекелей – гуляй, купечество, сионисты платят. Залазят в автобусы, едут в Тальпиот – за покупками. Пассажиры опасливо косятся – вдруг террористы? Вроде нет: слишком много, с женами, с детьми. На йешивы денег у страны нет, на многодетные семьи нет, на развитие культуры и образования нет. На усатых дармоедов, шеренгами выползающих из Шхемских ворот – деньги есть. Демократия, блин.
Я останусь ЗА СТЕНОЙ. За виртуальными границами виртуального Израиля. Меня не надо защищать от террористов, так как в глазах режима я сам – новоиспеченный потенциальный террорист. У меня, как у любого свободного гражданина свободной страны, есть гарантированное законом право сесть в одну из 900 камер, специально очищенных от других террористов – тех, которых две недели назад торжественно выпустили из тюрьмы и развезли по домам.
Вместе со мной за великой стенкой разделения разума – еще двести с лишним тысяч израильских граждан: учителей, адвокатов, офицеров, деятелей культуры, строителей и инженеров, учеников и преподавателей иешив и университетов.
По радио один из заслуженных деятелей всего на свете гнусавит: "Вопрос поселений будет решен самой жизнью. Когда мы, с Б-жьей помощью, закончим строительство стены, на выезде из поселений появятся палестинские контрольно-пропускные пункты. Они будут по 20 минут проверять каждую машину. Пройдя палестинский контроль, надо будет затем пройти израильский, чтобы въехать в страну. Когда дорога на работу станет занимать три часа ежедневно, начальники сделают первые выговоры за постоянные опоздания, сорвутся первые контракты, экстремисты задумаются – стоит ли там жить". Откуда в воспаленный мозг этого человека залетело выражение "с Б-жьей помощью"? Анахронизм из дедушкиного лексикона. Дедушка был раввином, настолько известным, что внуку пришлось поменять фамилию – дабы не ассоциироваться. Хотя дедушкины книги наверняка любовно поставлены на полку, рядом с Достоевским, Кафкой, книжкой Рабина.
Мне уже два раза за 4 месяца говорили: лучше бы ты остался жить у себя в Русии, чем приехать и жить на территориях.
"Это не наше, юноша, это надо отдать" – женщина-профессор из трогательного учреждения «Мемориал Диаспоры» сочуственно смотрит на меня сквозь толстые стекла дорогих очков. Хеврон – отдать? Отдать. Гуш-Эцйон – отдать? Отдать. Иерусалим? Это неэтичный вопрос. Ах, неэтичный. Понятно, не будем говорить о неэтичных вещах. А Тель-Авив? Разве Тель-Авив не стоит на месте арабской деревни? Женщина за очками нервничает. Это тоже неэтичный вопрос. В Тель-Авиве она живет. Сидит в кафе. Паркует машину. Ходит на работу. Ей кажется, что когда арабские дикари захватят все остальное, граница чудом остановится напротив ее любимого кафе. Она будет пробираться к машине, прикрываемая тенью новой десятиметровой стены – той, которую она и ей подобные построят, чтобы демократическим образом отделиться от арабских городов – Хайфы, Иерусалима, Лода… Она не опоздает на работу из-за проверок на постах – потому что будет внутри. Внутри нового Тель-Авива на три улицы. Внутри своего воспаленного, отточенного, изысканного разума. Внутри демократии, этики и эстетики. Внутри нового Ближнего Востока.
"Пошел теленок с дубом бодаться…" Простите, гвэрэт. Я – не теленок. Я – дуб.
