Когда я приехал в Израиль, мне было уже за тридцать. Но все же мне удалось осуществить свою мечту и служить в Армии Обороны Израиля в качестве резервиста.
В один из военных сборов наша рота была направлена в тренировочный центр Бейт Говрин, для того чтобы отработать тактику боя на застроенной местности. Утром нас подняли очень рано, в 4:30, с целью как можно эффективнее использовать светлую часть дня. Я быстро перелистал «Справочник молодого бойца». Как я и думал, до восхода солнца оставалось более получаса.
Обычно, читая стихи, мало обращаешь внимания на смысл слов «восход» и «рассвет». Только начав изучать законы Торы, я понял, что это не просто поэтические метафоры, а понятия, имеющие непосредственное отношение к времени утренней молитвы еврея.
Ведь «рассвет» – это самое-самое начало дня, когда восток только начинает светлеть, а «восход» – это появление солнца над линией горизонта, и этот момент является началом времени молитвы. Именно об этом говорил царь Давид: «…предстань перед Ним с восходом солнца».
И вот теперь я вынужден начать молитву раньше этого времени! Надо идти к ротному. У его палатки уже толпилось несколько ребят. – Командир, надо отложить начало учений на полчаса. Иначе нам придется молиться до восхода! Командир, хотя и ходил без кипы, был знаком с еврейскими законами: – Но ведь в крайнем случае галаха разрешает молиться сразу после рассвета, а рассвет уже наступил. – Командир, ты прав, но речь идет о крайних случаях, когда нет другого выхода. Например, если идет бой. Тут же речь идет о ротной учебе. Мы можем сократить перерыв на обед и все успеем выучить.
После небольшого совещания с офицерами командир позволил нам задержаться для молитвы, и мы, радостные, направились в синагогу. Мы молились с большим воодушевлением. Разве может победить армия, которая пренебрегает законами отцов?!
И мне вдруг вспомнилась совсем другая молитва. …1977 год. Раннее утро. Наш этап прибывает в город Владимир. Крытая тюрьма, к заключению в которой меня присудили за соблюдение субботы в уральском лагере для политических. После шмона (обыска) засунули в отстойник – камеру, в которой вновь прибывшие ждут направления в камеру. Я очень устал. Двое суток в «столыпине» (вагоне для перевозки арестантов), до отказа набитом уголовниками, – тесно, спать негде. Сейчас только бы завалиться на нары. Но нет. Ведь если засну, могу проспать время утренней молитвы. Молиться можно только первые четыре часа светлого дня, а сейчас уже 6 часов утра. Хотя я точно не знаю, когда наступает рассвет, но можно предположить, что это произошло примерно час назад. Если сейчас засну – наверняка просплю. А потом выдернут в общую камеру – так и не помолишься спокойно. Смотрю на себя со стороны и не перестаю удивляться.
Это я, бывший атеист и комсомолец, сдававший на отлично экзамены по диамату и термодинамике, которого сегодня беспокоит только одно: не пропустить шахарит. Ведь если просплю – буду презирать самого себя за слабость. И вот еще одна загвоздка – надо омыть руки, а в камере нет крана. Стучусь в дверь – вдруг повезет: – Старшой, пить хочется, принеси водицы. Повезло – мент (надзиратель) оказался человеком. И вот я, как положено обмыв руки, превозмогая усталость, начал утреннюю молитву.
В грязной камере, среди всеобщего хаоса стоял еврей и, возвышаясь над бытием, творил слова молитвы. Может быть, за этот шахарит я удостоился молиться в положенном по по уставу утреннем миньяне солдат Армии Обороны Израиля.
