Игаль появился в йешиве "Махон Меир" осенью 1999 года. Тогда ему было восемнадцать, и сразу было видно, что это мальчик из интеллигентной семьи. Я тогда преподавал в общем классе йешивы и на отделении для русскоговорящих, и у меня сразу же возник конфликт с ним. Дело в том, что Игаль на уроках читал книги, а мне это казалось неприемлемым: ведь войти в атмосферу Торы, овладеть ее языком и понятиями, когда у тебя за спиной лишь жизнь в атеистической среде развалившегося Советского Союза, – не так-то просто. Нужно стараться ловить каждое слово, учиться мыслить иными категориями, вырабатывать новые жизненные ценности, – а тут кто-то пытается продолжать прежнюю жизнь и, отключившись от урока Торы, читает свои книжки! Зачем же ему тогда йешива?! Может быть, не стоит терять времени?
Но оказалось, что все не так страшно, и мы быстро подружились. Игаль по молодости решил, что все знает, поскольку закончил еврейскую школу в Харькове, и не сразу разобрался, что "Махон Меир" – это ворота в израильскую жизнь, в религиозное общество, в среду тех людей, которых называют "вязаные кипы". "Вязаные кипы" – это те, кто, соблюдая закон Торы, учится, работает, воюет, заселяет территории, женится, рожает по пять-шесть, а то и больше детей, воспитывая их всесторонне развитыми евреями. И он захотел стать таким же.
Мы с Игалем часами сидели за комментариями к Торе и Талмуду. Он проявлял незаурядные способности и быстро продвигался. Благодаря учебе в ульпане (занятия проходили прямо в йешиве во второй половине дня), иврит Игаля основательно улучшился, и ему нужно было перейти в более продвинутую группу. Эта маленькая группа размещалась на крохотном застекленном балконе, и зимой было холодно.
Многие израильтяне гордятся тем, что они прошли "Махон Меир". Здесь не дают дипломов, но зато здесь можно обрести истинное знание Торы, связанной с землей и народом Израиля. Йешиву возглавляет рав Дов Бигон, в прошлом командир спецназа Главного Штаба. В общем классе преподает рав Шарки, уникальный cпециалист в области еврейской философии, пользующийся самыми различными знаниями из классической и современной философии и науки. Гемару преподает рав Бен Яаков, и на его уроки приезжают люди из других городов. Поскольку йешива не может вместить всех желающих, то общежитие постоянно пытаются расширять, например, выстроили на крыше какие-то временные сооружения, которые учащиеся называют "пентхауз". В целом условия в общежитии оставляют желать лучшего, но зато настроение здесь всегда приподнятое, а любовь друг к другу, к народу и земле Израиля определяют для молодых людей все в их жизни.
Игаль прекрасно вписался в эту атмосферу и был дружен со всеми. Он советовался со мной, какой путь избрать дальше: пойти учиться в университет или продолжить учебу в другой йешиве. Это вопрос непростой – жизнь есть жизнь, и человеку необходимо зарабатывать. Я не хотел давить на него, хотя мне казалось, что стоит сначала продвинуться в изучении Торы, а уже затем расширять свой кругозор и получать специальность в университете. Его интересовали история и политология, и, хотя хлеб историка не очень сладок, кажется, он был готов на это.
А потом приехал отец. Игаль говорил мне о нем и раньше, но только теперь я понял всю абсурдность ситуации и величие души нашего ученика.
Мы сидели на том балконе, где летом было безумно жарко. Отец Игаля предлагал переехать к нему в Германию, обещал полное обеспечение, учебу в университете и другие блага. Но было очевидно, что Игаль уже пустил корни в Израиле, и его мечты никоим образом не связаны с другой страной. Любящий отец стремился понять, чем занимается сын, какая у него будет специальность, и какой диплом он получит, – и ни на один из этих вопросов я не мог ответить внятно.
Представьте себе, насколько тяжело было молодому человеку! Совет рава – это, конечно, хорошо, но Игалю было очень важно мнение родных, которые его хорошо знают и понимают лучше, чем любой другой на свете. :
Мы вместе танцевали на свадьбах, когда женился кто-то из учеников йешивы. Мы вместе ходили на экскурсии по Иерусалиму, Цфату, Мицпе Йерихо. Мы проводили субботы на небольшой сельскохозяйственной ферме неподалеку от Йерихо, поддерживая ее основателей, создавших это поселение, чтобы предотвратить экспроприацию государственных земель бедуинами. Мы растягивали палатки и спали на земле. Бывало душно и неудобно, вокруг крутилось множество щенков:
Утром мы ходили молиться в синагогу третьего века (от нее остался только мозаичный пол, частично разграбленный англичанами), а калитку нам открывал живший неподалеку араб. Рядом бил источник, открытый пророком Элишей, а вдоль ручья росли низкие банановые пальмы и целые джунгли других растений. Через вади нужно было переходить по трубе, перекинутой с одного края на другой. По дороге мы разговаривали. Помню, что объяснял Игалю агаду из трактата Сангедрин , о смысле которой он спросил меня. А вечером светила луна, и мы обсуждали, почему Йерихо так называется: новый месяц ("месяц" на иврите "йереах") впервые виден здесь, в окрестностях этого города.
Мы не раз встречались с ним на демонстрациях протеста против отдачи территорий Эрец-Исраэль. Это не так-то просто – совмещать в себе интеллигентного мальчика, с головой ушедшего в мир Торы, и человека, готового тратить дни и часы на то, чтобы стоять на площадях и развешивать плакаты. Игаль брал на себя ответственность за всех и готов был трудиться ради Торы, народа и земли Израиля, <за себя и за того парня>. За тех, кто уехал в Германию и растворился там бесследно, за тех, кто пристроился в Америке, за тех, кто открыл свой банк или бизнес в России или Украине, за тех, кто доехал до Израиля, но с утра до вечера ругает его или занимается только собственным благоустройством.
А потом Игаль перешел в йешиву "Нир", расположенную в Кирьят-Арба. С равом Элиэзером Вальдманом, главой йешивы, я хорошо знаком еще с тех времен, когда в 1982 году он приезжал в Москву, и я просил его обратить внимание на Игаля. Там ему было и труднее, и интереснее, но несколько раз он пытался приезжать в нашу йешиву, чтобы заниматься со мной. Впрочем, жизнь есть жизнь, и ни у него, ни у меня не хватило на это времени.
В йешиве "Нир" Игаль стал настоящим человеком Торы, или даже, можно сказать, молодым мудрецом Торы. В журнале йешивы он опубликовал несколько исследовательских статей, подняв в них животрепещущие вопросы, которые до него систематически никто не рассматривал, – например, отношение к нерелигиозным евреям с точки зрения закона. Это непростая тема, и здесь сразу обнаружилось немало нюансов. Суккот двухтысячного года Игаль провел у нас дома. Мы спали в сукке и сидели за праздничным столом. После праздников ему не хотелось уезжать, и я понял, что, какими бы напряженными ни были занятия в йешиве, насколько комфортной ни была бы комната общежития (не в пример "Махон Меир", йешива "Нир" построена с размахом) – все равно очень трудно быть одному, без семьи.
Потом я встретил Игаля в "Махон Меир" в военной форме. Он начал службу в армии в рамках программы "hесдер", на которую записался в йешиве "Нир". Игаль улыбался, был доволен тем, что в жизни что-то получается и движется вперед.
Я узнал о его гибели, когда уже начал работать в Киеве. Когда мне сообщили об этом по телефону, я долго сидел и не мог двинуться с места. Каким он остался в моей памяти? Таким, каким был: молодым, глубоком интеллигентным, способным, преданным Торе, земле Израиля и своему народу
