Пехота ходит пешком

Рассказывают старшие сержанты Таль и Манор – военные санитары из 101-го десантного батальона, служившие вместе с Филиппом.

Таль: Филипп служил с нами еще в Хевроне, он там заменял по субботам нашего постоянного военного врача. До этого он был с нами в Бейт-Лехеме.

Элиэзер Шаргородский: Что значит «заменял»?

Таль: У нас есть врач батальона, но и ему надо иногда бывать дома, и в это время его заменяет парамедик. В Ливане с нами было несколько врачей и парамедиков. В каждой роте есть так называемое медицинское звено. В него входят врач или парамедик и два санитара.

Э. Ш. Какова роль парамедиков?

Манор: В чрезвычайных положениях он заменяет врача. Он делает все, что возможно сделать в полевых условиях.

Э. Ш. Сколько времени вы были в Ливане?

Таль. Две-три недели. В первый заход мы были 9 дней, затем, во втором заходе, мы опять были вместе. Первый раз мы были в Марун а-Рас и в Бинт Джбейл. Во второй раз – в Айта а-Шаб.

Мы вошли в Ливан батальоном, разбитым на роты. В каждой роте по 50 человек, включая одно медицинское звено. Днем мы обычно располагались в домах, а ночью выходили на операции. Ночью у нас было перед ними особенное преимущество.

Э. Ш. А Филипп?

Таль. Он всегда был с нами, на передовой.

Э. Ш. Известно, что солдата, который с самого начала не служил в десанте, цанханим с трудом принимают. У Филиппа не было с этим проблем?

Таль. Он состоял в дивизии. Его определяли каждый раз в другой батальон. Но во время войны он все время был с нами и как наш.

Э. Ш. Как выглядел день в Ливане?

Манор: К 5-6 часам вечера мы заходили в какой-нибудь дом, делали там небольшую перестановку, двигали кровати, чтобы можно было расположиться посреди комнаты, потому что в случае попадания ракеты мы были бы так максимально защищены. Заслоняли окна матрацами, придвигали к ним мебель и отправлялись спать. Часов в 11-12 ночи мы выходили на операции, а иногда оставались в доме и на ночь. В полдень был обед: кусок хлеба с колбасой… на весь день.

Таль: Иногда мы открывали консервные банки, которые находили в доме.

Манор: Один раз мы с Филиппом, когда особо проголодались, поднялись на верхний этаж, взяли кастрюлю и начали готовить. Тогда зашел офицер и прекратил «трапезу».

Таль: Это пережиток службы на территориях: мы «нравственная» армия, а значит – нельзя ничего брать у гражданского населения. Эти навыки мы перенесли из службы на штахим[1] в Ливан. Но в Ливане ведь была настоящая война, а во время войны с такими тонкостями не считаются.

Манор: Это происходит, когда долго действуешь в одном и том же стиле: трудно сразу перестроиться. Офицеры приспособились к условиям войны не сразу. Потом они уже разрешали нам пользоваться этими продуктами.

Э. Ш.: Ливан существенно отличался от Иудие и Самарии?

Манор: В Ливане порой было очень трудно. Постоянное напряжение, взрывы вокруг дома. Не всегда известно, кто стреляет – наши или враги. На войне так и должно быть, но в таких масштабах нам это было непривычно. Одновременно танки, вертолеты, артиллерия, все, что хочешь.

Однажды был случай, когда мы были вместе с Филиппом в Марун а-Рас. Сидели там 8 дней. Примерно на четвертый день поступили слухи, что мы должны уходить. Сначала нам говорили, что уйдем на пятый день. Потом была отсрочка. И так день за днем.

В последний день мы сидели в комнате и меняли друг друга на страже возле окна. Мы находились на первом этаже.

Сижу я на страже, как вдруг вижу на улице, метрах в тридцати от нас, человека, одетого точно как солдат, в обмундировании, в эфоде. Гуляет по улице средь бела дня. Мы знали, что в доме, из которого он вышел, раньше располагались наши солдаты, но сегодня они уже оттуда ушли. Но он все же очень походил на нашего солдата. Я позвал командира, и пока он пришел, тот уже исчез. Командир приказал быть наготове. Тот наверняка появится еще раз. И действительно, он появился, на сей раз в считанных метрах от нас. Было ясно, что это террорист. Один из ребят выпустил в него 5 пуль и убил.

      Таль: Солдат, который его убил, сказал позже, что он распознал его по желтой ленте, завязанной под шлемом на лбу. Наши такое не носят. Не прошло и 5 секунд, как в наш дом полетели ракеты одна за другой – в дверь, в окно. Оказалось – засада. Вокруг нас пряталось около 60-ти террористов. Но нам повезло. Другая рота расположилась в доме неподалеку, находящемся на возвышении, и ее снайперы держали под прицелом всю деревню. В этой операции наши убили 29 террористов. Об этом писали в газетах…

Э. Ш. Что вы делали в это время?

Таль. При первых взрывах ракет были раненые. Мы положили их посреди комнаты. У одного была сломана челюсть. Он до сих пор не вернулся в батальон, перенес несколько операций. Второй контужен. Он сидел возле двери, когда в нее попала ракета. И было еще несколько раненых.

Э. Ш. Где вы находились?

Таль. Наша комната была специально предназначена для ухода за ранеными. Она была относительно защищена. Солдаты находились каждый на своем посту, а мы принимали раненых.

Э. Ш. Как вы действуете, как распознаете степень ранения?

Манор. На этот раз было довольно просто. Было два-три раненых.

Таль: К счастью, обошлось без тяжелых ранений. Однако в доме рядом было ЧП: солдат с офицером вышли на улицу, чтобы запустить противотанковую ракету Лау. Солдат уже приготовил ракету к запуску, но, не распознав цели, они вернулись в комнату, и тогда он случайно выстрелил, и ракета оторвала ногу одному товарищу.

В принципе мы должны были оказать ему помощь, так как наше звено было ответственное за оба дома, в которых располагалась наша рота. Но выйти было невозможно, потому что между домами шла постоянная стрельба.

Манор: Филипп все время рвался что-то предпринять, хотел как-то добраться до того дома. Но между домами было метров 100, а это тебе не просто перебежать через дорогу. Остаться в живых шансов было мало. Кроме того, там было столько разных войск, что наши могли принять нас за врагов. В конце концов мы передали по рации инструкции, что точно делать.

Таль: В том доме был простой ховеш[2]. У него не было морфия. Он все сделал как надо, но раненому пришлось 6 часов лежать без обезбаливания.

Э. Ш. Он потерял сознание?

Таль. Нет. К счастью, обошлось.[3]

Э. Ш. Ваш батальон, мягко говоря, не отдыхал…

Таль. Мы первыми вошли в Ливан и действительно участвовали в наиболее тяжелых боях: Бинт Джбейл, Марун а-Рас, Айта а-Шаб. В Айта а-Шаб был особо тяжелый бой. Опять наша рота разбилась на две части, которые заняли два дома на растоянии 200-300 метров друг от друга. Нам повезло, если можно так сказать: во второй дом выпустили около 15 ракет «Саггер». Там погиб Ади Коэн[4]. Еще двое получили тяжелые ранения. Там был только один ховеш. Мы ему передавали инструкции по рации, так как добраться до них мы разрешение не получили.

Э.Ш. Большую часть войны вы провели на фронте. Скажите – к войне привыкаешь?

Таль: Со временем вырабатывается равнодушие. Во время обстрелов мы просто шли спать.

Э.Ш. Вам говорили, ради чего вы воюете?

Таль: Нам говорили, что пока Хизбалла занимается нами, у них остается меньше времени на обстрел Севера. Мы оба с Севера, и нам легко было это понять. Во дворе моего дома в Кармиеле разорвалась «Катюша».

Манор: Было ощущение, что ты просто обороняешь дом. Я тоже с Севера, из киббуца Лохамей а-Гетаот[5]. Что нас капельку утешало – так это то, что стреляли по нам, а не по нашим в Израиле.

У нас в батальоне погибло, кажется, шестеро солдат, и было много раненых. После войны мы всех обзванивали, навещали семьи погибших.

Э.Ш. На фронте ощущалась особая связь с Богом?

Таль: Я не религиозный человек, но могу сказать, что за эту войну я очень приблизился к этому.

Молишься? Конечно! На войне легко почувствовать, что все – свыше, все – мазаль, как повезет.

Манор: Понятно, есть и профессионализм, но в конце концов ты понимаешь, что все наши потери не из-за ошибок, не из-за солдата, который не умел пользоваться оружием, а из-за того, что не повезло. Так случилось, что ракета попала именно в него, а не в другого. В нашем батальоне все потери были от ракет.

Э. Ш. Что вы можете рассказать про Филиппа?

Таль. Он очень любил свое дело. Он был просто «мурал»[6]. Он не был обязан идти на эту войну.

После первого захода у него спросили, хочет ли он продолжать воевать вместе с нами. У нас никто не спрашивал, хотим ли мы вторично заходить в Ливан. Но вместо него могли  назначить другого врача или парамедика. Он подумал. Когда ему позвонил его командир, он ответил, что хочет пойти с нами. То же самое после второго захода. Он не был обязан идти с нами в третий раз. Его командир сказал ему, что есть кому его заменить. Пусть, мол, отдохнет. Но он решил остаться с нами до конца.

Э. Ш. О чем он любил говорить?

Таль. Мы все время смеялись, что он знает про армию абсолютно все. Что бы ты ни спросил у него. Про все армейские части, про военную медицину, танки, самолеты, чем занимается каждая часть, какие тренировки проходит. Что касается медицины – он просто знал свое дело.

Помимо этого, он был личностью. Его слушались, тем более, что у него был такой голос, который было хорошо слышно.

Однажды, в Айта а-Шаб, у одного солдата начался приступ аллергии. Он начал задыхаться, и все могло кончиться печально. Это нетипичный случай для армии. Филипп достаточно быстро сообразил, что происходит, дал ему адреналин, и через несколько минут парень начал приходить в себя. Потом его эвакуировали на танке.

Манор: Он знал тончайшие детали всех случаев, когда велось расследование ранений солдат в армии. Когда мы случайно упоминали какой-то случай, Филипп моментально излагал все его подробности и заключения расследования.

Таль: Ему дали прозвище «энциклопедия».

Манор: В Ливане, как известно, было не слишком много еды. Я помню, как Филипп говорил, что когда он поедет домой, в Маале-Адумим, то на каждой пересадке он съест по лафе[7] со швармой – в Кирьят-Шмоне, Тверии, Афуле, Тель-Авиве, Иерусалиме.

Нас отпускали на 2-3 дня.

Э. Ш.Он рассказывал, что делает в выходные?

Манор. На дискотеки он не ходил. Он служил добровольцем в Маген Давид Адом и в гражданской обороне. Говорил, что в обороне добровольцы были порой лучше самих полицейских, потому что они служили там из чистого идеализма. Однажды он рассказывал, как они погнались за кем-то и нашли у него пистолет. Филипп действительно был таким. Верил в свое дело и шел на работу ради работы.

Э. Ш. Он говорил о планах на будущее?

Таль. Хотел быть парамедиком. Он очень любил находиться на месте событий.

Э. Ш. Вы были с ним, когда он погиб?

Манор: Нет. Это было в третий заход.

Таль: Мы спорили между собой, кто пойдет в команде вместе с Филиппом. С ним можно было говорить обо всем. Он наших лет. Мы отправились в деревню Дабэл. Во время марша Филипп вывихнул ногу. Он не мог продолжать продвигаться с нами, и за ним прислали бронетранспортер «Пума». Насколько я понял, «Пума» едва успела тронуться, как в нее попала ракета…

Манор: Мы находились в нескольких десятках метров от них. Я помню, как ракета пролетела над нами. Мы упали на землю, ожидая взрыва. Я примостился за огромным камнем. Началась стрельба со всех сторон. Тогда мы не поняли, что произошло.

Таль: По рации я услышал, что у нас один погибший и двое раненых, но так как там было полно войск, невозможно было понять, кто конкретно пострадал. Понятно, жалко, но не зная, кто пострадал, не придаешь слишком большого значения. На следующий день сижу я, скрывшись в кустах, и читаю новости на своем сотовом телефоне. Вдруг высвечивается имя погибшего: «Филипп Муско, из Маале Адумим». Мне в тот день как раз исполнился 21 год…

Э. Ш. Филипп погиб, как только собрались его вывозить?

Манор: Да. Мы всегда говорили, и тем более с тех пор, что мы – пехота: отправляемся и возвращаемся пешком. Были ситуации, когда приходилось ждать по 4 дня в кустах. Нам предлагали вернуться на бронетранспортере, но мы говорили, что родились пехотинцами и будем передвигаться только на своих двоих.

Мы не смогли присутствовать на похоронах. Мы еще были в Ливане.

Потом мы сразу поехали навестить семью Филиппа. Рассказывали про нашу работу.

Э.Ш. Судя по вашим словам, было о чем рассказать.

Манор: Однажды нас с Филиппом послали на задание в танке с другой частью в качестве вспомогательного звена. Мы сидели в нижней части танка «скорой помощи», со всем оборудованием, с испорченным мазганом[8], без окон. Вокруг – стрельба и взрывы, не знаешь, что происходит. Сидим часами в малюсенькой белой коробке – а мы оба выше метра девяносто ростом. Филипп огромный, я тоже не худенький. Филипп как-то расположился, оставив мне небольшой уголок. Сижу весь скрюченный и спрашиваю у него: «Филипп, тебе удобно?». «Все в порядке», – отвечает он. «Тогда замечательно, – говорю, – главное, не двигайся, чтобы я тоже мог дышать».

Таль: Филипп еще прославился своим храпом. Продвигаясь ночью по тропам Ливана, мы каждый час останавливались на 10 минут и ложились, наблюдая за местностью каждый со своей стороны.

Был первый заход. Все в напряжении. Не знаешь, что тебя ожидает. Не успели прилечь, как вдруг раздается сильнейший храп. Все оглядываются. Оказывается – Филипп заснул.

За первые 9 дней он спустил 9 кило. Он говорил, что ему война на пользу.