Глава Тецаве рассказывает про "одежды служения" еврейских священников – коэнов. И честно говоря, хочется понять, что из этого можем выучить для себя мы – те, для кого эти одежды, скажем так, не предназначены.
Есть такой философский вопрос: а для чего в принципе нужна одежда? Точнее, спецодежда. Форма. Почему армия без единой формы – не армия, а сброд?
Дело, видимо, в том, что человек, который надевает форму, отказывается, в какой-то степени, от собственной личности, от собственных желаний. Понятно, что одежда – это только знак. Человек отказывается от себя, от собственных чувств, принципов, не ради одежды.Он делает это ради служения. Того, что больше него.
Одежды служения
Одежды священников эту идею выражают глубже всего. Поскольку даже само облачение в одежды или смена одежд коэнами является частью служения в Храме. Одевая особые одежды служения, коэн уже начинает служение, представляя всего себя в распоряжение Того, ради кого он это делает.
Большее количество одежд отражает ещё больший отказ от того, что под одеждой. У первосвященника, как известно, восемь одежд, на пять больше, чем у простого священника.
Поэтому становится чрезвычайно интересно, что же за служение представляет из себя сама одежда. Что означают все эти шнурки, колокольчики и гранаты?
Мы остановимся только на одной из одежд первосвященника – "хошен", или нагруднике, на драгоценных камнях которого были выгравированы имена колен Израиля.
Когда у царя, например, возникал вопрос, и он хотел получить ответ от Творца, он шел к первосвященнику, который вставал лицом к Ковчегу со скрижалями и, стоя у него за спиной, тихо задавал свой вопрос.
Дух святости нисходил на первосвященника, и на его глазах некоторые буквы на камнях начинали светиться. Ему оставалось только сложить эти буквы в ответ…
Такой "технической" коммуникацией роль нагрудника не исчерпывалось. Наоборот – в основном его важность заключалась в том, что он, будучи одет на первосвященника, выражал связь с Творцом, ради кого коэн находился в Храме, в Святая Святых, там, где происходит встреча тет-а-тет первосвященника и Бога.
Кто остаётся в Святая Святых?
Более того. Про эту самую встречу сказано в книге Ваикра[1]: "Ни один человек не должен быть в шатре соборном, когда он входит для искупления в святилище, до выхода его". Это значит, вообще-то говоря, что всё то время, пока первосвященник там находится… там нет ни одного человека. Помните детскую загадку: "А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, что осталось на трубе?". Как это – нет ни одного человека? А как же сам первосвященник? Он что, не человек, получается? Получается, что на это время – он не человек. Так значит, он ангел? По этому поводу говорят наши мудрецы: "Ни один человек" – даже те, про которых сказано "а образ лица его, как образ человека[2]"(то есть ангелы).
Так кто же остался в Святая Святых, когда там нет ни ангелов, ни первосвященника как индивидуума?!
Ответ прост – там находится Тот, двенадцать имён которого начертаны на драгоценных камнях нагрудника. Народ Израиля. Общность Израиля. То, что выше ангелов. Ибо ангел выполняет одно из желаний Творца. А народ Израиля – отражает желание Творца в целом…
Таким образом, первосвященник как будто полностью растворяется в своей миссии, в том, ради кого и от имени кого он послан в Святая Святых. В народе Израиля. И следовательно, кто входит туда? Весь народ.
Об одном нееврее, Шамае и Гилеле
Однажды один нееврей проходил мимо дома учения и услышал отрывок урока по главе Тецаве, где говорилось про одежды Первосвященника, про хошен и про эйфод. Описание этих одежд запало в его душу, и после урока он вежливо спросил рава: "А для кого предназначены все эти одежды?" – "Для первосвященника". Подумал нееврей, подумал и решил: "Пойду-ка я в евреи, чтобы сделали меня первосвященником". Пошёл он сначала к Шамаю и говорит: "Прими меня в евреи, с условием, что я стану первосвященником. Не прямо сейчас, я понимаю, но я готов подождать". Посмотрел Шамай на него ласково, поскольку учил всегда встречать любого человека приветливо, потом посмотрел вокруг, что бы такое потяжелее найти, чтобы проводить гостя. Не нашёл ничего, кроме линейки, и прогнал кандидата в евреи линейкой.
Но нашего нееврея так просто с его дороги было не сбить – у него были большие планы. Пошёл он к Гилелю с той же самой просьбой. Тот его, недолго думая, чикнул (в смысле обрезания) – и в колодец (в смысле, в микву). Уважил, значит, человека без лишней бюрократии.
И всё было бы хорошо, но ведь с какой стороны ни посмотри, а прав-то Шамай. Не может никак ни гер, ни даже самый что ни на есть галахический еврей, по маме и по папе, стать не то что первосвященником, а даже самым начинающим священником-коэном.
Какое же право имел всеми уважаемый р. Гилель принимать заведомо невыполнимое условие?
После того, как мы ответили на вопрос, кто на самом деле входит в Святая Святых, нам ответить на этот вопрос будет просто. Если входит туда весь народ Израиля, то это ведь включает и того милого человека, который захотел стать евреем. И рабби Гилель, пообещавший тому человеку, что он станет первосвященником, не покривил душой.
У истории есть продолжение. После того, как нееврей прошёл гиюр и стал учиться у рабби Гилеля, дошёл он до стиха, который приводится в Торе четыре раза: "А посторонний, который приблизится (чтобы участвовать в служении), будет предан смерти". И задал он, негромко так, осторожно, своему учителю вопрос: "А кто это – посторонний"? И получает ответ: "Даже Давид, царь Израиля".
У сообразительного гера больше вопросов не было. Он не спрашивал больше у Гилеля, когда же его «произведут в первосвященники», как было обещано. Раз даже Давид, сам царь Давид – не более чем постронний по отношению к Святая Святых…
У каждого своя работа.
