Если бы три тысячи триста лет назад печатались газеты, тогдашние журналисты отметили бы в весенних номерах своих изданий, что бывший придворный Моше, когда-то занимавший высокое положение при дворе фараона, встал во главе государственных рабов и осуществил беспрецедентную по своим масштабам операцию по выводу еврейского народа из беспросветного рабства на свободу. Но, как известно, журналистика в то время была не развита.
Откуда же об этой операции знает все человечество?
Видимо, она оставила неизгладимый след в сознании людей. А в среде еврейского народа, который всегда отличался хорошей памятью, рассказ о ней передавался из поколения в поколение, пока не появилось книгопечатание.
В этом рассказе речь пойдет о другом Моше – моем отце, да будет благословенна память о нем. Он всю жизнь посвятил тому же, чем прославил себя его великий тезка, – исходу из тоталитарного государства, поработившего дух еврейского народа, и возвращению на родину предков.
Мой отец Моше, сын Аарона, скончался в Риге за три года до моего освобождения (я в это время отбывал срок за попытку угона самолета с целью перелететь в Израиль). Власти (советские) очень настоятельно предлагали ему уехать, но он отказался оставить страну, пока я не буду освобожден. И все эти годы он не просто ждал, а активно боролся за свободу выезда в Израиль. За это «советюки» его ненавидели и устроили на него бандитское нападение, после которого он долго лежал в больнице. И только после того, как врачи предупредили его, что он доживает последние месяцы, отец решил уехать в Израиль к дочерям. Он скончался в ночь выезда, с билетом в кармане.
Его судьба напоминает судьбу Моше, нашего Учителя: приведя свой народ к границам Святой земли, сам он остался по ту сторону реки. (По решению израильского правительства его тело было перевезено в Израиль. Он похоронен на Масличной горе.)
И вот, в тот момент, когда меня «изгнали» из Гулага прямешенько в Израиль, я решил сделать что-то для увековечения памяти отца.
На первую мою субботу в Израиле мы поехали к родственникам, в город Кирьят Арба. И утром отправились в Меарат а-махпела (пещеру праотцев). Путь недолгий, но он проходит среди арабских домов и полей. Вид моих бородатых спутников, вооруженных автоматами и облаченных в талиты, произвел на меня сильное впечатление.
Мы шли и беседовали, и я все пытался определить то место, где когда-то сидели под деревом мелахим (ангелы), которые явились к Аврааму на третий день после обрезания. Не может быть, чтобы их присутствие не оставило следа на земле – наверняка, его можно ощутить и сегодня.
Но при всем моем интересе к прошлому, я не прекращал думать и о том, что происходит с моими собратьями в Советском Союзе. Слова Авигдора, одного из моих спутников открыли для меня какие-то новые грани еврейского вопроса в СССР и были восприняты мной почти как повеление пророка. Он говорил со мной на ходу:
– Ты теперь человек известный, твоим именем, наверное, захотят воспользоваться политические партии. Но знай, нам, русским, нечего искать в израильской политике – мы выросли не здесь. Ты должен использовать свое имя для помощи нашим братьям в России. Сейчас у нас 1981 год, и в России идет процесс духовного возрождения. Необходимо организовать поездки раввинов Америки и Англии, которые учили бы Торе советских евреев, не имеющих возможности выехать из страны. Нужна, конечно, и денежная поддержка.
Его слова запали мне в душу. Как я могу думать об устройстве своей жизни в Израиле, если мои братья нуждаются в моей помощи?!
Даже те долгие одиннадцать лет, которые я просидел в советских лагерях за сионизм, не дают мне права отказаться от продолжения борьбы. Ведь меня зовут Йосеф, а Йосеф обязан помогать своим братьям.
Сразу же после исхода субботы я составил проект помощи движению тшувы («возвращения») и даже рассчитал приблизительную смету расходов.
С этим планом я вылетел в свою первую заграничную командировку – во Францию. Мне предстояло выступить перед местными евреями и встретиться с руководством еврейских общин. Я до сих пор помню, как они – в процессе праздничного банкета – знакомятся с моим проектом. Несмотря на свою неопытность, я все же быстро понял, что слушают они невнимательно. Сердце мое упало.
Потом меня повезли к евреям США. Все хотели меня увидеть, пощупать руками. Но слушать никто не хотел. Американское еврейство жило своей жизнью.
И тогда я решил объявить голодовку. Подобно тому, как я делал это в Гулаге, борясь за свои права. Но на этот раз это была голодовка не в знак протеста против лагерных порядков, а в знак протеста против безразличия американского еврейства к духовному возрождению еврейства советского. Меня стали сторониться – чудик какой-то.
Но нашелся человек, которому моя голодовка была небезразлична. Ко мне пришел президент всемирной еврейской партии «Агудат Исраэль», рав Моше Шерер (светлая память праведнику).
– Почему ты голодаешь? – спросил он.
И я рассказал ему о своих планах оказания помощи зарождающемуся религиозному движению в России.
– Прекрати голодовку, а я подниму этот вопрос на первой же конференции Агуды (речь шла о партии «Агудат Исраэль», которая была создана в 1903 г. раввинами Европы для спасения еврейской веры). И он повез меня к духовному вождю еврейского народа – раву Моше Файнштейну (ЗаЦаЛЬ).
Я много слышал об этом раввине. Он бежал из СССР в 30-тые годы. Он был настолько выдающимся авторитетом в области еврейского закона, что был признан наставником своего поколения. И вдруг я оказался на простенькой маленькой кухне, какие встречались только в еврейских домах в России. Мне было так тепло и уютно, будто меня встретили родные дедушка и бабушка – рав Моше со своей женой.
– Прежде всего ты должен прекратить голодовку. У евреев нет такого понятия, как голодовка. Устраивать пост можно – но только при определенных обстоятельствах и по разрешению раввина, – он принес мне стакан апельсинового сока, а ребецен приготовила мне яичницу. – Ешь.
Мне было страшно неудобно. Такой великий раввин должен тревожиться из-за меня. Я, конечно, безропотно покорился.
Поедая яичницу и запивая ее апельсиновым соком, я рассказал раву обо всем. Мне показалось, что эти люди меня услышали.
Так я вернулся в Израиль с ощущением, что что-то удалось сделать.
На всякий случай я все же написал письмо раву Шереру, напоминая о нашем разговоре. В ответном письме он мне сообщил, что скоро он будет в Израиле, на съезде Агудат Исраэль, и что Я смогу выступить там со своим предложением.
…когда я пришел на съезд, рав Моше Шерер взял слово и в мельчайших подробностях обрисовал мой проект.
Он говорил:
– В России зародилось движение баалей тшува («возвращающихся к еврейству»). Они хотят учить Тору, они готовы за это лишиться работы. Жить впроголодь. Евреи, наша обязанность им помочь.
Зал, заполненный выдающимися раввинами, был наэлектризован. Какое великое чудо: еврейский народ, потомки великих раввинов России, возвращаются к Торе!
Мне практически нечего было добавить.
Через несколько дней рав Шерер позвонил мне:
– Ты убедил нас. Мы впервые увидели русского еврея в полном смысле этого слова – богобоязненного, любящего Тору, подчиняющегося слову раввинов.
Глядя на тебя, мы верим, что в России произошло чудо и есть еще много молодых евреев – таких как ты. Поэтому мы решили начать операцию по посылке религиозных принадлежностей и денег в Россию, а также – и это самое главное – будут налажены поездки раввинов.
Особенно волнующими для меня были его последние слова:
– Мы решили назвать этот проект «операция Моше» в честь твоего отца и ассигновать на него в первый год 50000 долларов.
– Рав, я буду делать все что необходимо, для успеха этого проекта.
– Ну, нет, ты должен учить Тору. Агудат Исраэль выделила для тебя стипендию, чтобы ты пошел учиться в йешиве.
… Я слышал от бывших активистов сионистского и религиозного движения в России, что с этого времени начались регулярные посещения раввинов, которые нелегально преподавали Тору, провозили через границу книги и финансово помогали тем, кто был готов посвятить все свое время учебе.
Митинг солидарности с евреями СССР
перед зданием ООН, 1981 г.
Рабби Моше Файнштейн
